Высотка

Завершнева Екатерина

Оказывается, Гарик получил диплом. Пойдем со мной, говорит, в ГЗ вручение с попойкой, я могу пригласить одно лицо, например, твое. Заберем корочки, обмоем их с нашими, погуляем на Ленгорах, закатимся к Олежке праздновать — он себе шикарную квартиру снял, вот буржуй. На простых диванных мастерах разбогател.

А Настя? — спрашиваю. Нет уж, ей будет неприятно, да и зачем я вам. Я же не химик и никогда им не была. Так, разбила пару дефлегматоров и один раз накапала сдуру на подложку. Иди сам.

(Женщина-психолог — не психолог, не химик и не женщина. Лечила-лечила, вопросики

задавала всякие, на которые ответа нет… Ну конечно, Митька трудный случай, но ведь и ты непростой… И он как-то терпел, а ты… Отняла у одного, у которого много, чтобы спасти другого, обделенного? Почему люди постоянно ведутся на эту глупость, что хорошие и сами как-нибудь проживут!..

Да нет, причем тут «спасти», чушь это. Просто не поверила. Что тебя — такую — форева. Эгоцентричную, инфантильную и этически недоразвитую. А надо было слушать Кубика и обеими руками держаться. Как Элька. Если у них с Митькой было… если было и он успел хоть что-то пережить… узнать, засветиться, потратить себя… побыть счастливым, впитать солнце, соль, ветер… и за свои двадцать четыре…

Где же ты была, Ася, ты?)

Еще через две недели (после чего?) Гарик вваливается в комнату довольный, с безразмерным рюкзаком, в который предстоит все это сложить. «Все это» навалено на кухне, громоздится бесформенными кучами на полу и блокирует маме доступ к кухонным шкафчикам с крупой. Впрочем, крупу из шкафчиков уже подчистили, она перекочевала на пол вместе с вермишелью, чаем, концентратом клюквенного киселя, спичками, солью и спиртом «Рояль», который в доме держат для хозяйственных нужд.

Мы идем в поход, Аська. Ты ведь даже не знаешь, где твоя метафизическая родина. Живешь и не знаешь, что такое горный Крым, пещеры, карсты, реликтовые леса, дикая земляника, море, наконец. Э, нет, Одесса твоя не считается, разве ж это море, когда без гор. Серьезно, вштырывает по полной. Там твои места. Ты же хотела, как у Битлз:

Soon we’ll be away from here,

Step on the gas and wipe that tear away,

One sweet dream came true today (Yes it did!).

Понесешь сиреневый рюкзак, он ерундовый, килограмм на десять-двенадцать. Детский, короче говоря. А я возьму черный, размером с грузовик. Если хочешь помучиться — давай поменяемся. Общий замысел таков — только ты и я, тушенка, гречка и карамель «Мечта». Ну хорошо, на первое время возьмем еще ириски. Остальное на месте прикупим.

(…my only friend, the end… it hurts to set you free… but you never follow me… the end of laugher and soft lies… the end of nights we tried to die… this is the end… the end… the end…)

Мои места

В Крыму было хорошо, но начала я не запомнила.

Какие-то обрывки, как будто сидишь у телевизора с тарелкой гречки, жуешь, смотришь, потом спать. Земля каменная, пенка под спальником тонкая, но я отрубаюсь мгновенно, сплю крепко, без сновидений.

Из выдающегося — самопальная палатка, которую Гарик называет «Дворец съездов». Сшил сам, из парашютного шелка, еще в школе, в нее входит — я подчеркиваю, входит, а не вползает на карачках, говорит он с гордостью — восемь человек. Белая,

непромокаемая (если как следует полиэтиленчиком укрыть), никогда не перегреется. Мы ее можем пополам перегородить, как у вас в ДАСе делали. Готов отдать под это собственный спальник.

(Гарик, я не идиотка, не надо ничего перегораживать, сойдет и так.)

Жаркое лето, речка Ангара обмелела, речка Суук-Су пересохла; идем по дну, по камням; солнце пятнает землю, буковые, сосновые, тисовые леса, есть даже роща из настоящих секвой, говорит Гарик, тут сплошные эндемики, я поражаюсь, как они разрешают костры разводить…

Ханское озеро с красной глинистой водой и гигантскими водомерками; ржавый танк, безымянная могила с облупившейся звездочкой; лесники, которые выпили весь наш спирт («отсюда и до Алушты три часа в одну сторону, не наездишься, а жить как-то надо»); спелеологи, презирающие туряг («ползают поверху и воображают, что узнали Крым»); школьницы, гуськом за физруком, мальчиком лет двадцати пяти, необычайно похожим на Васю Бородина, мечтают о перекусе, перешептываются («у них там точно личная жизнь, в палатке, и никаких учителей»); персики местного сорта «Белый лебедь», купленные на перевале, с машины; мытье головы в ледяной воде; родничок вниз по склону, надо спуститься метров на сто, а потом наверх, с канистрой; над нами скалистая громада Чатырдага, затемненная проливным дождем, верхушка в тучах, стоим.

«Запорожец» на нижнем плато — как въехал? а это местный, грибы собирает, показал чернобыльского калибра шампиньон — во всю авоську, можно целую семью накормить. Стоим, палатка все-таки промокает; Гарик бодр, он при деле, он, как Чип и Дейл, пришел на помощь и оказывает ее, про отношения ни слова. Из восьми потенциальных палаточных мест сухим осталось только одно, приходится спать под общим спальником, дыхание изо рта в рот, если во сне повернуться лицом.

Он как будто не помнит, с чего мы когда-то начинали; спокоен, ровен, весел — излечился? навсегда? С ним хорошо, так хорошо никогда не было, даже в деревне.

Наконец-то солнце, бросили вещи сушиться, ушли в радиалку. Вернулись оглохшими, онемевшими — другими. А подъему-то всего на полторы тыщи. Что же с теми бывает, что на восемь забирается?

Камень, мох, орлиные гнезда. Последний отрезок вверх — и вот мы на вершине мира, сердце останавливается и молчит. Теперь мне придется брать другое имя, да? Потому что это мои места. И потому что я больше не я. Побудем здесь, пока не стемнеет. Обрыв.

Лунная поверхность плато Караби, святой источник из водопроводной трубы, чай из тимьяна и мяты, сладкая до черноты ежевика на трассе, где нас никто не подбирает. Гарик, нам обязательно возвращаться? ну, в Москву?.. ведь и в Крыму люди живут, — значит, можно? Продать там, купить здесь, смотреть зимой на эти солончаки, валуны, сосны, воду брать из колонки, на почту ходить за десять верст…

Не ожидал, что действительно вштырит по полной? Сомневаешься, что я высижу тут хотя бы одну зиму? Правильно, и давай не будет об этом, чтобы не отравлять. Впереди последняя часть путешествия — море.