Высшая мера
Шрифт:
– Да-да, конечно, - рассеянно отвечал Юферев.
– Найдут, подивятся. Ну ладно.
– Он с силой потер ладонями лицо, покрытое длинными глубокими морщинами.
– Ладно… Оботремся, переморгаем.
– Мне не столько обтираться надо после этих мусорных ящиков, сколько отмываться!
– рассмеялся Брыкин, и его круглые щечки сделались еще румянее.
– Что там у тебя в мешке-то?
– спросил Юферев.
– Похвастайся.
– Опять же мусор, - весело ответил Брыкин.
– Как ты и велел - собрали все, что можно было ухватить пальцами человеческой руки. На всех этажах. Во всех закоулках. Под всеми батареями!
– Отвалят, - вздохнул Юферев.
– Догонят и еще раз отвалят.
– Он вышел из-за стола, постоял над мешком, не зная, с какой стороны к нему подступиться. Потом не торопясь, без всякого интереса заглянул внутрь, беспомощно посмотрел на оперативника.
– Мусор, - сказал тот, разведя руки в стороны. Дескать, чем богаты, тем и рады.
– Вижу, что не золото, - вздохнул Юферев и, перевернув мешок вверх дном, высыпал все его содержимое на пол посреди кабинета. Покатились к стенам пивные пробки, завоняло старыми окурками, разноцветно и шуршаще осыпались бумажки, какие-то комки, смятые пачки сигарет, сверкнули разноцветной пластмассой пустые зажигалки, бесшумно улеглись на пол бритвенные лезвия, несколько шприцов, брошенных наркоманами, сверкнули осколки разбитой бутылки… - Поработали, - пробормотал озадаченно Юферев.
– Вижу, что время зря не теряли.
– Говорю же, мы оставили после себя самый чистый подъезд в городе!
Юферев продолжал стоять над кучей мусора, соображая, что с ней делать: тут же выбросить или попытаться разобрать все это бесконечное множество отходов современной жизни.
– Подумать только, - пробормотал он подавленно.
– В таком месиве мусора может таиться истина!
– Саша!
– потрясенно произнес Брыкин.
– Как глубоко и проникновенно ты мыслишь!
– Как могу, так и мыслю.
– Юферев присел на корточки.
– Располагайся рядом, - сказал он Брыкину.
– И начнем.
– Чего начнем-то?
– Перебирать. Бумажку за бумажкой, окурок за окурком.
– Если по мне, Саша, то наши возможные открытия обретут смысл, если мы точно будем знать, где лежал тот или иной окурок, пробка, бумажка, шприц.
– Преступники могли обронить нечто стоящее на любом этаже.
– Тоже верно, - уныло согласился Брыкин, присаживаясь рядом.
– Чего ищем-то?
– Понятия не имею, - ответил Юферев.
– Вдруг что-то засветится, какая-нибудь вещица пискнет тонким голосом прямо в твоих пальцах, может, пробка подмигнет пьяным глазом… Возле моего стола стоит корзина для бумаг… Тащи ее сюда. Будем постепенно ее наполнять, выносить во двор, снова наполнять и снова выносить… Возражения есть?
– Есть, но они несущественны.
– Брыкин принес проволочную корзину, сам присел рядом и взял из кучи первую попавшуюся папиросную пачку.
Заглянул внутрь, понюхал, прикрыв глаза, пожал плечами и бросил пачку в корзину.
Вскоре в нее без задержки перекочевали остальные пачки из-под сигарет, пивные пробки, обертки от жвачек, шоколадных батончиков, винтовые пробки из-под разнообразных, но неизменно поддельных водок, в полной мере отражавших образ жизни, быт и устремления жильцов дома в конце второго тысячелетия.
Юферев и Брыкин сосредоточенно разворачивали каждую бумажку, заглядывали в каждую смятую пачку из-под сигарет, осматривали пробки, спичечные коробки,
– Счастливая находка?
– спросил Брыкин.
– Не знаю, насколько счастливая, но сдается мне, что это все-таки находка.
– Юферев взглянул на присевшего рядом Брыкина и протянул ему листок.
– Что это?
– Телеграфный бланк. Почему-то смят в комок, почему-то пахнет духами, почему-то со следами губной помады.
Брыкин взял телеграфный бланк, осмотрел со всех сторон, понюхал, поводив им мимо носа в разных направлениях.
– Не помнишь, где ты его нашел?
– В подъезде, - Брыкин пожал плечами.
– Выше квартиры Апыхтина? Или ниже?
– Это имеет значение?
– Конечно, - ответил Юферев, но пояснять ничего не стал и отошел к столу. Разложив бланк на гладкой поверхности, распрямил, сел в жестковатое кресло, которое отличалось от табуретки разве что спинкой да двумя подлокотниками, о которые прежний хозяин имел обыкновение открывать пивные бутылки.
– Ты продолжай, - сказал он Брыкину.
– А я пока маленько того…
– Что «того»?
– Подумаю.
– Хорошее дело, - одобрил Брыкин и снова склонился над мусором.
Пустой телеграфный бланк, лежащий на столе перед Юферевым, был не столь простой находкой, как это могло показаться человеку случайному, неопытному или попросту равнодушному. Юферев и обрадовался ему, и насторожился, и почувствовал легкий прохладный ветерок, исходящий от мятого клочка бумаги. Он уже сталкивался с чем-то подобным. Озноб, неуловимой волной пробежавший по всему телу, подтверждал - удача. Что-то приоткрылось в событиях, что-то засветилось в той кромешной темноте, которая окружала следователя последние часы.
Юферев осторожно перевел дыхание, словно боялся сдуть с бланка невидимые следы преступников, словно опасался, что вот-вот может слететь со стола этот голубоватый листок бумаги и унесет его, унесет злой ветер, запушенный силами недобрыми, сатанинскими. Это ощущение было настолько сильным, что он не выдержал и положил на листок железный дырокол.
И помимо его воли перед глазами вдруг возникла картина преступления, причем так явственно, с такими подробностями, что он закрыл глаза. Но возникшая картинка не стала от этого бледнее, она сделалась режуще-четкой, каждая подробность светилась в темноте и врезалась, навсегда врезалась в сознание. То ли от самой бумаги исходили эти наполненные ненавистью волны, то ли Юферев смог вызвать в себе какие-то неведомые силы и считывал с голубоватого бланка страшные видения…
– Послушай, Валера… - Юферев с трудом оторвал ладони от лица.
– Послушай… Как мог этот бланк оказаться в подъезде?
– Да как угодно, - не задумываясь ответил Брыкин.
– Тысячу способов могу назвать.
– Начинай, - тихо сказал Юферев.
– Что начинать?
– Перечислять эту тысячу способов. Итак, слушаю тебя… Способ первый.
– Ну… - Брыкин замялся.
– Кто-то кому-то давал телеграмму, случайно или не случайно на почте сунул бланк в карман, а обнаружив его уже в подъезде, скомкал и выбросил.