Высший класс
Шрифт:
— Ну, это ты загнул. — В голосе Вячеслава Ивановича послышалась обида. — Можно подумать, я с тобой встречаюсь исключительно по корыстным соображениям…
— Я этого не говорил. — Юрий Петрович ощутил легкий укол совести по отношению к другу. — И вообще, я сам собирался вас с Турецким вечером к себе зазвать на классную бутылочку…
— Небось опять эта французская гадость? — подозрительно спросил Грязнов-старший, категорически не приемлющий изысканных вкусов своего друга.
— Ничего себе «гадость»! —
— Ну, может, и не гадость, но если собираешься потчевать своим обожаемым арманьяком, так и скажи — я с собой «Гжелку» прихвачу… Так во сколько?
— У тебя и правда что-то срочное? — вздохнул Юрий Петрович.
— Правда.
— Ну, дома я буду где-то через час — пока то да се… Давай к шести, что ли? Только учти: если речь идет о клиенте…
— Уже учел! Кстати, дома ты будешь не через час, а раньше, а на «то да се» тебе и получаса хватит. Так что жди к семнадцати ноль-ноль. Кстати, прибуду не один, хочу познакомить тебя с одним весьма примечательным человечком!
И Грязнов-старший, не дожидаясь реакции друга, отключил связь. А Юрий Петрович Гордеев, в полной мере ощутив дурное предчувствие — из тех, которые не обманывают в отличие от предчувствий радостных, покачал головой и напомнил сам себе: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах на завтра».
Похоже, только это — рассмешить Создателя — ему пока что и удалось…
— Теперь я понимаю, — уныло произнес Юрий Петрович, — что дружба — понятие вовсе не круглосуточное, а круглогодичное… Славка, тебе не стыдно?
— Ничуть! — заверил его Грязнов-старший, с удовольствием оглядывая накрытый Гордеевым стол, на котором красовались в соседстве друг с другом сырокопченая колбаска, красная рыба, сыр и ваза с фруктами. — И я даже готов пояснить почему!
— И почему?
— Потому что трехнедельное ничегонеделание для такого трудоголика, каковым ты являешься по сути, неизбежно закончится депрессией!
— Да ну?!
— Никаких сомнений! — Вячеслав Иванович достал откуда-то из-за пазухи обещанную бутылку «Гжелки» и торжественно водрузил ее на стол.
— Одной вполне хватит, — пояснил он серьезно. — Турецкий не придет, у него личная проблема.
— Какая? — заинтересовался Юрий Петрович.
— «Ирина Генриховна» называется… Если он в пятый раз нарушит клятву и не сопроводит ее сегодня вечером в консерваторию на концерт какого-то знаменитого американского хмыря, развод неминуем.
— Знаешь, — признался Юрий Петрович, — мне однажды приснился страшный сон — будто я женат… Сколько времени прошло, а до сих пор, как вспомню — так и вздрогну…
— Во-во, — вздохнул Грязнов-старший, с удобством устраиваясь на стуле. — Но Сан Борисычу это вроде бы нравится… Впрочем, не будем мыть кости нашему и без того несчастному другу.
— … И к делу! — обреченно буркнул адвокат. — И где, кстати, обещанный тобой «человечек»?
Вячеслав Иванович мельком глянул на часы:
— Кирилл подойдет ровно через полчаса. Ну-ну… Не расстраивайся заранее… Прозит!
— Можешь ты наконец по-человечески пояснить, кто такой упоминаемый тобой Кирилл?
Грязнов, однако, только головой мотнул в сторону рюмки Гордеева.
Они выпили, и Слава, зажевав маленькую куском рыбы, перешел к деловой части. Начал он, правда, по мнению Юрия Петровича, издалека.
— Тебе имя Кирилл Александрович Гроднев ни о чем не говорит?
Адвокат ненадолго задумался и покачал головой:
— А должно?
— Еще бы! — Грязнов посмотрел на друга с легким осуждением: — Темнота ты все-таки… Кирилл — ученый с мировым именем, физик-ядерщик! После того как его работы… не все, конечно… рассекретили, по всему свету с телеэкранов не сходит! Ну, конференции там всякие, просто интервью… Недавно целая передача о нем по второму каналу была!
— Слушай, Славка, прервал его пламенную речь Гордеев, — ты, часом, меня ни с кем не путаешь? Какое отношение я, по-твоему, имею к ядерной физике?! С какой стати я должен знать про ее отцов-основателей, тем более что и телевизор-то смотрю раз в месяц?..
— Ну, насчет отцов-основателей ты, конечно, загнул, — вполне серьезно возразил ему Вячеслав Иванович. — Но ученый он и впрямь известный, имя, можно сказать, на слуху… Мы с ним лет двадцать точно знакомы. Жили когда-то в одном доме, и вообще.
Что «вообще», Юрий Петрович уточнять не стал. Его интересовало другое.
— И что же с твоим мировым ученым стряслось? Обвиняют в продаже государственной тайны китайцам?
Грязнов покачал головой и наполнил рюмки очередной порцией «Гжелки».
— Стряслось-то стряслось, да только не с ним, а с его единственной дочерью… Ей сейчас, должно быть, лет двадцать, не больше… Лично я Дианку в последний раз видел, когда она еще в детский садик ходила…
— Ну и что же с этой единственной произошло? Небось из дома сбежала?
Вячеслав Иванович посмотрел на Гордеева с восхищением:
— Ну и интуиция у тебя…
Юрий Петрович пожал плечами и промолчал. Не стал пояснять другу, что интуиция тут ни при чем, все дело в опыте. В девяти случаях из десяти просившие его помощи родители единственных чад из обеспеченных семей обращались как раз по поводу исчезновения этих самых чад из родного дома. Это уж потом, по ходу дела всплывало что-нибудь вроде, увы, традиционных в наше время наркотиков или какого-нибудь мелкого, а то и не очень мелкого правонарушения, совершенного единственным дитятей в процессе побега или до него.