Высший пилотаж киллера
Шрифт:
– Вот еще, обыскивать тебя. Сам все скажешь, – произнес я лениво, в блатной манере, через губу. Он дрогнул, посмотрел на меня расширенными от ужаса глазами. – Тогда так, кто взорвал эту дачу вчера днем?
– Какую дачу?
– Все ту же дачу Ветлинских, идиот!
Орать вообще-то не рекомендовалось, потому что от крика такие типы, как этот подонок, только восстанавливались. Но мне тоже нужно было ваньку валять, вот я и работал.
– Не знаю. Меня там не было ни позавчера, ни вчера. Никогда
– Ты врешь. Менты нашли за пару домов до этой дачи отпечатки колес твоей тачки. Там был ты.
Он снова потряс головой.
– Нет, не я. А тачку я переобул уже после Нового года. Может, просто у той, которую ты ищешь, тоже новая зимняя и той же фирмы?
– Ну и что у тебя за фирма на колесах?
– Не знаю. Я тачкой не занимаюсь, просто плачу, сколько нужно, и все.
– Ты как-то юлишь все время, – сказал я с деланным презрением. – Если тебя проучить…
Он откинулся назад, поднял ноги, прикрываясь ими от меня, как в детском саду, честное слово.
– Не трогай меня, я правду говорю.
Я пнул его по этим самым ногам, он зашипел, но не убрал их.
– Еще тебя видели с Метелей. Вы пытались пролезть по крышам в дом Аркадии.
– Это опять сестра Веточки? – он снова вытер лицо, на этот раз, наверное, стараясь стереть пот, выступивший от страха. – Нет, мы с Метелей такими делами не занимаемся. По крышам то есть не лазаем.
– Ну-ка, вспомни. Ночью, со спортивной мелкашкой при глушителе? Нет, не вспоминается? А кто-то еще прикрывал ваш отход – и когда это было?
Он сел, ударил почти от настоящей досады кулаком по кровати.
– Не знаю, когда, понял?! Я вообще все это первый раз от тебя слышу.
– Ах, первый? – я стал подниматься.
Он вскочил, скривился от боли в ногах, но все-таки не упал, прижался спиной к стене, выставил вперед кулаки.
– Не трогай меня! Я ничего не знаю. И к Ветке ни разу не прикоснулся даже, она не захотела, ее парни повыше интересовали… Когда я к ней как-то пристал, она не далась, даже в живот меня боднула, а не далась… Не трогай, понял. Я от этих дел давно в стороне!
Он голосил, от страха у него начиналась истерика. Не потому, что этот приступ меня беспокоил, а так, чтобы почувствовать что-то надежное в руках, я достал свой «узи» и положил на колени. Снял с предохранителя, но затвор не передернул. Нежно погладил по стволу, по мушке, по дульному срезу.
– Ты не поверишь, как мало эта машинка шумит. Просто муха не взлетает, когда стреляешь короткой очередью. А я очень люблю, чтобы патронов на дермецов, вроде тебя, немного расходовалось.
Он посмотрел на «пушку», сглотнул слюну, смешанную, вероятно, с кровью.
– Слушай, мы только разговаривали с ней, правда.
– О чем?
– Ну, она с глупыми
– С какими?
– Что я, еврей? – Он, казалось, искренне удивился. – Два года помнить какие-то разговоры? Да если бы мы даже трахались, я бы и то за это время забыл, как это у нее получалось!
– Вспомнить никак не можешь? – я вытянул руку с автоматом в его сторону. Правую положил на затвор.
Он не отвечал, смотрел на меня как загипнотизированный.
– Отвечай!
Он вздрогнул. Помотал головой.
– Нет. Не помню. Сказал же – глупые вопросы были, я их и понять не мог.
Я положил автомат на колени.
– Эх ты, придурок. Может, ногу тебе прострелить, как средство для памяти?
– Не нужно, я… – Он не знал, что будет дальше.
Я долго-долго вздохнул. Сделал вид, что успокоился. Почти. Он тоже слегка расслабился.
– Ладно. А что это у вас с Метелей за банда? Где вы собираетесь, что делаете?
Он покачал головой.
– Нет, не спрашивай. Меня пришьют, если скажу.
Я передернул затвор, выбросил руку вперед, к его ногам.
– Скажу, скажу!..
Я не выстрелил, да, в общем-то, и не собирался. Хотя, конечно, мог и выстрелить. Я плохо контролирую иные ситуации, а за этого Жалымника даже угрызений совести, наверное, не почувствовал, даже если бы и выстрелил.
– Мы собираемся в разных местах. Раскладываем кой-кого, ставим на хор, а потом режем на куски. У них там еще какие-то песни есть, вроде молитвенных…
– Ерунда, молитвами такое не прикрывают. Молитвы вообще-то о нормальной любви сложены.
– Ну, они называют это псалом Сатане. Я не знаю, как это по-твоему называется.
– Сколько раз ты на такой вечеринке присутствовал?
– Только однажды, меня не очень пускают.
– Не пускают, а в такой тачке мотаешься? Что-то ты туфту гонишь, парень.
– Это другое, я у них вроде как сборщик налогов, вот и достается мне. Хотя больше, конечно, отдаю.
– Рэкет?
Он кивнул.
– Ну, ладно, это мне не интересно. – Я внимательно посмотрел на него. – Пока. Может, когда-нибудь, после того, как я сделаю этого обидчика Веточки, мы вернемся к этому разговору.
Он снова кивнул. Но в глубине его потемневших от боли глаз мелькнуло что-то очень похожее на торжество. Он не верил, что я справлюсь с его «крышей». Пусть так думает, они все так думают, пока их старшого не заметут. А когда это случится, то сразу во все верят, и ищут нового пахана, и ждут возможности снова сбиться в стаю.
«Шестерка», просто записной «шестерка». Таких всегда будет очень много, его даже бить расхотелось.
– Слушай, вы всегда девиц режете?
– Нет, говорят, иногда и пацаны попадаются. Но редко.