Высший пилотаж
Шрифт:
Глава 3
ИГРА ПО ВСЕМ ПРАВИЛАМ
— Ну что, Митрофановна? Положила? — нетерпеливо спрашивал Иона.
— Положила, соколик, — мелко кивала в ответ маленькая сухонькая старушка.
— А она попробовала?
— Отведала, милый, отведала... Сама видела...
— И что это значит?
— А коли девка сладкое медовое из рук твоих приняла, то и сговор сладится, — в сотый раз принялась разъяснять Прасковья Митрофановна.
— Так она ж не знает, что из моих!
— А это не важно, яхонтовый. Положено так.
— Ну ладно, — сдался Иона и вынул из кошелька несколько сотенных купюр. — Возьми
Эту бабульку он едва нашел среди местных жительниц, разослав по самым глухим деревням своих гонцов. Ему нужна была та, которая назубок знает все народные обряды и традиции. И Ионе повезло. Митрофановна была настоящим кладезем, а к тому же на всю округу славилась как самая удачливая сваха. К ней даже из Москвы девчонки ездили, чтоб научиться заговорам, приманивающим суженого. А уж если за дело бралась сама Прасковья, то дело непременно кончалось свадьбой. Как говорится, фирма гарантировала.
— Меня ж не зря Параскевой нарекли. Ей, святой заступнице, девки исстари молятся: «Параскева-матушка, выдай меня замуж поскорей. Расскажи про замужество», — с известной гордостью говорила Митрофановна.
Иона внимательно выслушивал все советы и рассказы бабки Прасковьи и тщательно выполнял ее указания. Едва залечив ссадины, он собрался было поехать к Маше, но потом решил, что лучше пусть все задуманное станет для нее сюрпризом. Его не оставляла мысль о том, что раз уж ему встретилась в жизни такая необычная девушка, то и все должно быть необычным. Долой современность, где все сумбурно, все наспех... Маша казалась пришедшей из прошлого века, так и надо, чтоб все было как в старину, красиво, по строгим укладам и канонам. Он хочет взять в жены самую лучшую девушку на свете. Он раньше даже не думал, что отважится на такой шаг... Так и для него это событие должно стать настоящим запоминающимся праздником. Такое неожиданное решение стоит отметить со всем размахом, но не по-новокупечески, с плясками в супердорогом ресторане и эскортом из «линкольнов», а по-настоящему, как издавна заведено в народе. Узнав, что Маша до сих пор не пила, не ела «от него» — нельзя же считать угощением буфетные бутерброды! — бабка Прасковья только руками всплеснула.
— Да что ж ты себе думаешь, молодец? — укорила она Иону. — Перво-наперво девице на зубок надо конфетки сладкие да прянички, орешки медовые. Думаешь, хлопцы просто так подарочки носили? Знали, что от кого сладкое почуешь, тот уж горьким ни в чем не покажется.
«А теперь девчонки считают, что их мужчины должны по ресторанам водить. И хлещут там «горькую». Такой вот странный перекос у обычаев, — с усмешкой подумал про себя Иона. — Все шиворот-навыворот».
— А кроме пряников-орешков? Еще какой подарок положен? Может, колечко?
— Ни-ни! — замахала руками Митрофановна. — Не ставь телегу впереди лошади! Это позже позволено. — Она задумалась. — По-хорошему, косыночку можно... Но моя матушка говорила, что косынки, платочки — это к слезам. Вот если шкатулочку... Есть такие, берестяные, их в монастыре мастерят с молитвою. Береста — материал мягкий, все слова в себя впитывает и отдает владельцу с благодатью.
— Хорошо, — моментально решил Иона. — Давай адрес монастыря, я пошлю туда человека.
Старушка несказанно удивилась:
— Так, может, и под венец кого вместо себя пошлешь? Нет уж, касатик, коли тебе это надо, так сам и поезжай, не поленись лишний раз подметки стереть да лоб в поклоне побить.
И пришлось Ионе самому ехать в далекий приволжский монастырь за берестяной шкатулкой. Собственно, на джипе он за пару дней обернулся бы, но оказалось, что по монастырской технологии шкатулка делается семь дней, и у монахов строго расписано, в какой срок и какие молитвы читать над ней следует. Иона сначала нервничал, а потом неожиданно странный, давно позабытый покой сошел в его душу. Встав спозаранку, он заходил в храм на молебен, а потом весь день проводил с удочкой на берегу реки, относя выловленную рыбу в кухню при трапезной. То ли от свежего воздуха, то ли от
Когда через неделю ему вручили заказанную шкатулку, Иона удивился: разве уже прошло семь дней? Словно одно мгновение пролетело...
И вот теперь эта шкатулка с сахарными орешками попала наконец той, кому была предназначена. Прасковья сама отнесла ее, а потом призналась Ионе, что одобрила его выбор.
— Настоящая девка! — прищелкнула она языком, и в ее устах это прозвучало высшей похвалой.
«Сам знаю», — горделиво подумал Иона.
Хоть бы одним глазком увидеть Машу... Но Прасковья Митрофановна строго-настрого предупредила, чтоб не совался сам с объяснениями, все сватовство она на себя берет. Вот сговорятся, сладят дело, а тогда веди под венец и там уж что хочешь выясняй да объясняй.
И права она, и сам Иона знал, что так лучше: чем из пустого в порожнее переливать — сразу вопрос ребром. Идешь за меня? Видишь теперь, что я не с гнусными приставаниями, а с серьезными намерениями? Да — да, нет — нет. А если он сейчас самодеятельностью займется, то точно все испортит. Вот только повидать бы... хоть издали... хоть с высоты... А ведь это несложно. Один раз он нарушил отведенный «коридор», когда попал в грозовую тучу, так и теперь не грех. Авось пронесет...
Маша доела орешки и осторожно упаковала шкатулочку в сумку, предварительно обернув в мягкий платочек. Вещи уложены, пора идти на электричку. Маша последний раз оглядела дом. Почему такое ощущение, что она что-то забыла? Среди густой зелени уже все чаще попадаются желтые листья, они шуршат в траве под ногами, медленно кружась, падают с поредевших кленов. Уже поутру возвращаются из леса удачливые грибники с полными корзинами белых и подберезовиков. Осень... Маше почему-то всегда становилось грустно в это время года. Предчувствие неотвратимой зимы, холодов, морозов... Наверное, так же грустила мифическая Персефона-Прозерпина, понимая, что скоро уже покидать ей матушку-землю. И Маше скоро придется прощаться до весны со своим милым уголком. Без живительных токов, исходящих от теплой земли, она чахла и угасала в закованном в бетон и асфальт городе.
Она повторяла себе, что через неделю, в следующие выходные обязательно вернется, но тоска не отпускала. Маша почему-то вдруг остро стала ощущать бессмысленность и никчемность своего существования.
Через пару дней ей стукнет двадцать семь. Мама всегда старалась устроить Маше в день рождения маленький праздник, насколько позволяли средства. Но с каждым прожитым годом все меньше радости доставляло ожидание праздника, все горше было отсчитывать еще один прожитый год. В двадцать семь Лермонтова уже убили на дуэли. А он успел оставить после себя много томов бесподобных стихов и поэм. А Маша лишь протирает пыль с корешков его произведений, стоящих на библиотечных полках... На Востоке говорят, что за свою жизнь человек должен построить дом, посадить дерево и родить сына. Дом для нее построил отец, несколько чахлых яблонек и кусты малины и облепихи посажены тоже его руками... а сын... появляется только в смутных мечтах, и вряд ли эти мечты станут реальностью...
Вот теперь вспомнила! Свисток... Он совершенно не нужен ей в городе, но Маше почему-то просто необходимо, чтобы он лежал в кармане и она всегда могла дотронуться до него рукой. Тогда в памяти отчетливо всплывает голоногий сорванец со щербатым ртом, несущийся по улице с заливистой озорной трелью... Чужой мальчишка, так похожий на Иону... Девушка нашла свисток и сунула его в карман.
Серебристый спортивный самолет кружил над дачным поселком. Он опускался все ниже и ниже, так, что сверху уже можно было различить каждую дощечку в штакетнике, каждую шапочку из сплошного ковра разноцветных астр на клумбах вокруг резного деревянного терема...