Выстрел из прошлого
Шрифт:
– А жемчужину мне до сих пор жаль. Она не мучилась – правда. Я выстрелил ей в сердце. Она умерла сразу. Но я на всякий случай «проконтролировал» ее. – Он в недоумении пожал плечами. – Почему ты не плюнешь мне в лицо?
– Всему свое время.
Шульгин непритворно рассмеялся.
– Я рад, что ты жив. Честно. Правда, протянешь ты недолго – вот о чем я буду искренне жалеть. – Шульц набросил на лицо гримасу отвращения. – Шеф стал старый, но не менее ядовитый, чем раньше, постоянно брюзжит, как будто опасается предательства, ложится с ним и встает с ним: «Если ты не в центре, ты на другой стороне». – С этими словами Шульгин набрал номер телефона шефа и поднял руку, призывая всех не просто к тишине, а к идеальной тишине. Нарушал ее только он, начальник службы внутренней безопасности ГТК, обеспечивающий стопроцентную конфиденциальность и этому телефонному
31
Сергей Тараненко наконец-то получил ответ на вопрос, который не давал ему покоя: почему Еретик проиграл поединок. Другой вопрос: почему Инсаров начал именно с Еретика, человека, который, в общем-то, не был причастен к убийству Ольги Чирковой? Хотя, кажется, ответ очевиден: все равно, с кого начинать, лишь бы вывести главную фигуру на клетки.
«Остались ли свидетели той истории?» – спрашивал себя генерал. Да, свидетелей несколько человек, их можно пересчитать по пальцам. Мысленно Тараненко перенесся на двадцать три года назад, из Женевы, где он находился сейчас, в Москву советскую, и увидел себя со стороны. Он в так называемом «холле» психиатрической клиники. Открывается дверь, и полуподвальное помещение наполняется людьми: Шульц, Куница, Зубочистка, Еретик. Он подсознательно выделил Зубочистку и Шульца, эту неразлучную парочку, откликающуюся на «коллективный» позывной «миннорозыскные собаки». «Может, они возьмут след?..» Всего, включая генерала, пять человек. Но знает ли об этом Виктор Инсаров? После встречи с Еретиком, своей первой жертвой, – да, наверняка знает.
У генерала Тараненко был богатый выбор средств погасить любой скандал, связанный с его именем, устранить любую проблему. Так, во время развода со второй женой, обратившейся в одну лунную ночь в светскую львицу, когда дело коснулось дележа движимого и недвижимого имущества и все это, разумеется, выплеснулось в прессу, – так вот, он воспользовался приемом «информационная перегрузка». Он слил в СМИ море информации, основную часть которой составляли «абстрактные рассуждения, ненужные подробности, различные пустяки и „мусор“. В результате никто не смог разобраться в истинной сути проблемы. В другом случае, в котором виновником в дорожно-транспортном происшествии, повлекшем за собой жизнь двух человек, стала его 19-летняя дочь, он использовал „обратный“ прием, называемый специалистами по воздействию на сознание „дозированием информации“. Сообщалась только часть сведений, а остальное тщательно скрывалось. Это привело к тому, что „картина реальности“ исказилась, стала непонятной. И в этой затянувшейся на долгие годы истории Сергей Тараненко был готов применить любимый прием министра пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса. Он утверждал: „Чем наглее и неправдоподобнее ложь, тем скорее в нее поверят“. Главное, подавать ее максимально серьезно.
Похоже, этим приемом воспользовался и противник генерала Тараненко. Виктор Инсаров выдал себя за другого человека и только благодаря этому ходу оказался жив. Он взял на себя вину за убийство двух человек, избежав опознаний, очных ставок и прочих следственных действий, и суд счел признание обвиняемого как основание и приговорил его... Сколько же он отсидел? Пятнадцать, двадцать лет? Сколько у него времени ушло на подготовку к возмездию? Восемь лет? Три года? Нет, не восемь. Даже три года много – это в том плане, что за этот срок можно перегореть и уже готовиться не к возмездию, а к примирению.
Генерал снова пересчитал свидетелей, и на этот раз у него получилось на одного больше. Он снова побеспокоил Михаила Шульгина.
– Завтра я прилетаю на самолете в Москву.
– Да, я знаю, шеф.
– Доставьте его в пакгауз [4] номер три в Домодедово.
Шульц мысленно выругался: пакгауз номер три в таможне называли личным гаражом начальника службы. Придется переть через весь город, около ста километров с севера на юг. И, что самое досадное, на пути встретится не один склад таможенной службы. Таможни располагаются в морских и речных портах, в международных аэропортах, на пограничных пунктах и на железнодорожных станциях... А пакгаузов не счесть. Есть и такие склады, о которых, кроме двух десятков человек из высшего руководства таможни, никто не знает. Никто не догадывается, сколько там конфискованных товаров, начиная с новеньких «Мерседесов»...
4
В
– Еще одно, – продолжил Тараненко после паузы. – У него был сообщник. – Генерал не решился назвать Инсарова по имени, может быть, по той причине, что не верил в воскрешение и пока не усомнился в профессионализме своих людей. Но что случилось двадцать три года назад? Кто дал осечку? Неужели Шульгин и Куницын сфабриковали убийство? Нет, против этого говорила статья в стокгольмской газете. Кое-что позабылось за эти годы.
Он продолжил:
– У него был сообщник. Об этом кричат детали убийства Руслана Хакимова. Выдави из него признания, повесь его на собственных кишках, но так, чтобы я смог поздороваться и попрощаться с обоими. С обоими, Михаил, ты меня понял?
– Хорошо, шеф, все сделаем.
– Еще одна вещь.
«Сука!»
– Года три назад Шестков – я имею в виду главврача известной нам клиники – находился в подольском пансионате. Побеспокойся о том, чтобы он остался там.
– Это все?
– Дело срочное.
– Конечно.
Генерал не мог обойти стороной и медбрата, грибная фамилия которого вылетела у него из головы. Но от него Тараненко избавился во время краткосрочной командировки Шульгина и Куницына в Швецию. Медбрата утопили в его собственной ванне Зубочистка и Еретик. Обычно детали генерала не интересовали, но в этот раз он по необъяснимой причине не прервал многословного Еретика, который подробно смаковал подробности убийства Груздева. Как тот, придавленный двумя парами рук, бился в ванне, наполненной теплой водой, и пускал пузыри; как пахли эти пузыри нечищеными зубами, запущенными легкими и переполненным желудком; по словам Еретика, дыхание Груздева не прошло очистку «всеочищающей водой».
Сергей Тараненко не боялся Инсарова как свидетеля давнего преступления, но шаги предпринял именно по этому направлению, и это говорило о том, что генерал был встревожен, очень встревожен, до некоторой степени он не владел собой. Не конкретный человек навел на него страх, а пласт времени, вздыбившийся перед ним могильной плитой. И с этого часа это сравнение уже не отпускало его.
32
Андрей Чирков не мог объяснить, почему вернулся. Казалось бы, на расстоянии чувство ненависти должно было притупиться. Но нет. Рядом со Счастливчиком он упивался не только ненавистью к нему, но и превосходством – он знал то, что тщательно скрывал его враг, добившийся цели: Андрей узнал о матери правду, ранившую его в самое сердце. Если бы он захотел увидеть, как корчится в предсмертных судорогах Счастливчик, он бы прострелил ему живот и наслаждался десять, двадцать минут... И лишь когда он вернулся к «Сайленту», то понял, какого рода тревога гнала его обратно.
Все дело в Игоре Куницыне и его криминальной бригаде. И если он сразу не убьет Счастливчика, то последний может пустить в ход главный козырь: компромат на группировку Куницы, а это десятки аудиокассет, на которых записаны, в частности, разговоры с осведомителями. Они послужат обменом на свободу.
– Черт! – выругался Андрей. Он не мог понять, почему не просчитал простую, в общем-то, комбинацию, которая, возможно, имела место в плане Счастливчика. – Сволочь, все предусмотрел...
Он оставил «Ниву» в двухстах метрах от кооператива и, пользуясь темнотой и буйными зарослями вдоль дороги, быстро вернулся на исходную точку. Прислушавшись, он нырнул в проем пожарного выхода и замер, превращаясь в слух. До него донесся довольно громкий голос; всего десять или пятнадцать метров стали звуковым барьером. Андрей улавливал отдельные слова, но связать их воедино не мог. Но когда он вплотную приблизился к складу, то его стена превратилась в мембрану, и Андрей отчетливо разобрал слова: «...рад, что ты жив». Парень настолько был ошарашен этим заявлением, что пропустил следующие.
Они рады видеть друг друга. Андрей не поверил своим ушам. Там, где помещение размером с половину футбольного поля было освещено светом фар «Форда», шла театрализованная постановка. Он бесшумно забрался на крышу склада и, прежде чем окинуть взглядом красочно иллюминированную арену, нашел глазами вещь, без которой его замысел летел к чертям собачьим. Он улыбнулся абсолютно черной, казалось, поглощающей другие цвета винтовке.
Он снова занял положение «лежка с упора» и не сразу отыскал в оптике голову Счастливчика. Он стоял между двумя парнями, которые возвышались над ним на голову. «Да, росточком ты не вышел», – прошептал Андрей.