Выстрел, который снес крышу

Колычев Владимир Григорьевич

– Тебе нужно успокоиться.

– Я спокоен как удав.

– Не похоже.

– Однажды я уже позволил застать себя врасплох.

– Сейчас другой случай. Ты знаешь, что представляет собой Антон, а он не знает, где мы. Неделя уже почти прошла, и ничего… Тебе нужно взять себя в руки.

– Со мной все в порядке.

– Не надо меня обманывать. Тебя терзает страх, он расшатывает твои нервы. Я переживаю, как бы у тебя не развилась мания преследования. Боюсь, что все к этому идет.

– Если бы у меня развивалась мания,

я бы сейчас ямы вокруг дома копал, – сказал Павел, за беспечной улыбкой пытаясь скрыть беспокойство за свое душевное здоровье. – Рвы, волчьи ямы – достойное занятие для мужчины, ты не находишь? А я обои поклеил, огород вскопал, дров на весь год нарубил, сделал так, чтобы вода из колодца насосом качалась. Или этого мало?

– Ты работаешь, как зверь, – с печальным сарказмом усмехнулась Эльвира.

– Это плохо?

– И устаешь, как зверь…

Он действительно изматывал себя, чтобы иметь повод жаловаться на усталость. Каждую ночь Павел ложился в постель, как бревно, делая вид, что не в силах пошевелиться. А Эльвира делала вид, что верит ему.

– Ну, мне нужно втянуться в этот ритм.

– Ты не оправдывайся, не надо. Я же все понимаю. Я преступница, по мне тюрьма плачет. Но ведь и ты не святой. Ты убил свою жену, ее любовника. И срок у тебя был не самый большой.

– Не важно, какой срок. Сколько дали, столько и отмотал.

– Но ведь было? И ты раскаялся в том, что сотворил. Я же знаю, что раскаялся. И я раскаиваюсь. И жизнь сначала начать хочу. Только ты не веришь мне, – скривила вдруг губы Эльвира и, закрыв лицо ладонями, расплакалась.

Сейчас рядом с Павлом стоял не врач, а несчастная женщина, взывающая о жалости.

– Почему не верю? Верю.

Он обнял ее за плечи, боком прижал к себе. Она уткнулась головой в его плечо.

– Думаешь, я сволочь последняя… – всхлипнула женщина. – Да, вела себя как сволочь. Но я человек.

– Человек, человек, – соглашаясь, кивнул Павел.

– Хочешь, мы поедем искать Антона? Я знаю несколько мест, где он может находиться, – заискивающе, снизу вверх посмотрела на Торопова Эльвира. – Может, Дарью твою еще спасем. Может, еще и не поздно.

– Это уже разговор, – взбодрился он.

– Ты ее любишь? – плаксиво спросила женщина.

– Нет. С чего бы? Между нами ничего не было, да и вообще, все как в тумане происходило. Просто мне совесть надо успокоить. И тебе тоже.

– Этим я совесть не успокою, – покачала она головой. – Этого слишком мало. Но хоть что-то. Еще можно с Викой поговорить, она скажет, что у Лены мужчина в доме был – ну, в ночь убийства. Витек все равно мертв, какой с него спрос? А Козьмина отпустят. Он хоть и неприятный, но человек.

– Можно и с Викой поговорить, – еще больше оживился Торопов.

– А еще с Антоном разобраться можно, – затаив дыхание, несмело посмотрела на него Эльвира. – Ты можешь.

– Что?

– Убить его.

– Ты хочешь,

чтобы я убил его?

– Нет. Я за тебя боюсь. Но если ты его случайно, вдруг, плакать я не буду… Мы же поедем искать Дарью?

– Поедем.

– А потом вернемся сюда? Ну, не сюда, может, ко мне домой. Но ко мне, вместе.

– Если не посадят, то я не против.

– Могут и посадить… – испуганно встрепенулась Эльвира. – Может, не надо никуда ехать? Дарья из другой жизни. Может, ее и не было вообще. Не было ее, понимаешь, не было!

– Была, – неуверенно качнул головой Павел.

Похоже, у него уже выработался рефлекс, и при любом намеке на иллюзорность его прошлого сознание начинало двоиться или даже троиться, и он начинал теряться в этих расслоениях, не понимая, где правда, а где ложь. Вот и сейчас ему вдруг показалось, что Дарья существовала в том же измерении, из которого к нему когда-то приходила жена. Он снова начал сходить с ума, и, казалось, только Эльвира могла удержать его тонущий в иллюзорном мире разум на плаву. Но ведь она же могла его и утопить.

– А вдруг не было?

– Прекрати!

Торопов отстранился от нее, шагнул к чердачному окну и выглянул из него, чтобы освежить голову.

По дороге от деревни к дому шла женщина с распущенными волосами. Шла медленно, немощно, как ему показалось, переставляя ноги. Что-то знакомое увидел он в ее облике. Но и без этого он уже взялся за бинокль слабой, театральной кратности – единственный оптический прибор, что продавался в поселковом магазине.

– Я, кажется, сошел с ума, – растерянно пробормотал Торопов.

Он узнал эту женщину. Это была Дарья. Распущенные волосы, нелепое клетчатое пальто нараспашку; развевающийся на ветру шелковый шарфик лез ей в глаза, но она никак на это не реагировала. И глаза какие-то стеклянные.

– А может, и не сошел.

Дарья, похоже, не соображала, куда идет, зачем. На лекарствах она сидела и была едва живая от них. Кукла ходячая, а не человек. Зомби. Но как она здесь оказалась? Откуда она знает, что Павел находится здесь?

Ее появление можно было объяснить только одним: не сама она сюда шла, а кто-то наводил ее на цель, как радиоуправляемую ракету. Что если под пальто у нее скрывается нечто вроде пояса шахида?

– Дарья?! Быть этого не может! – всплеснула руками Эльвира.

Женщина уже подошла так близко, что ее можно было узнать без всякого бинокля.

– Ворота закрыты, во двор она не зайдет, – вслух подумал Торопов.

– Не надо ее сюда впускать! – запротестовала Эльвира.

– Не надо. В том-то и дело, что не надо. Она же чумная, ничего не соображает. Такую легко заминировать.

– Заминировать?!

– Антон знает, что я хотел найти Дарью?

– Знает.

– Вот я ее и найду. И мы вместе с ней взлетим на воздух. А без меня он и с тобой разберется. А говорила, что нас не найдут.