Выстрел на окраине
Шрифт:
— Ну, что теперь скажете, Гречко? — возобновил допрос капитан.
— Мне нечего говорить, — нехотя разжал бледные губы Гречко.
— Как же нечего?! — изумленно, с болью вырвалось у Уразовой. — А где Катя?
Гречко покачал головой.
— Не знаю.
— А кто же знает? Ведь ты ее от меня увез. Куда ты ее дел?
— Никуда я ее не девал.
— Да что же это такое?! — Взывая к помощи, Уразова обескураженно оглядела посуровевшего Лебедя, бледного от ненависти Меженцева, взволнованного, с алыми скулами лейтенанта-башкира. — Скажи, куда дел Катю? Мне от тебя ничего больше
В окаменевшем лице Гречко шевельнулся какой-то мускул — только на мгновение, — и снова холодный, неодушевленный слепок с человеческого лица, не мигая, смотрел в угол комнаты.
— Дочь твоя каждый день меня спрашивает: где мать? Где ее могила? — Бледная, с резко обозначившимися скулами Уразова наступала на Гречко, голос ее звенел. — Ведь я знаю, что Кати нет живой! Куда ты ее дел?..
Конечно, такие прямые обращения к допрашиваемому, в обход ведущего допрос, являлись нарушением процессуальных норм и, в частности, очной ставки, но какой следователь, если он — человек прежде всего, подумает об этом? Не думал об этом и молчавший капитан, тем более что, движимая лучшими человеческими чувствами, Уразова задавала Гречко те же вопросы, которые, не присутствуй она здесь, задавал бы сейчас он, капитан милиции Лебедь.
— Вы будете отвечать, Гречко?
— Сейчас не буду... Везите. — В тусклых, глубоко запавших глазах Гречко впервые мелькнуло что-то похожее на любопытство. — Вы же меня арестуете?
— Задержим, — подтвердил Лебедь. — Вот санкция.
— Жену предупредить можно?
— Ее предупредили.
— Так, — словно поставив крест на прошлом, вздохнул Гречко. — Везите.
Третий допрос Гречко
— Ладно, ладно! — строго говорил в трубку капитан Бухалов, но рыжеватые брови на его посвежевшем, чуточку смущенном лице мягко ползли от переносья. Побегай, смотри только, ноги не промочи. Опять заболеешь... Ладно, ладно!..
— Не сидится парню? — улыбнулся Меженцев.
— Бунтует! — Все еще не снимая руки с телефонной трубки, Бухалов усмехнулся и, словно извинившись за минутное промедление, пояснил сидящему напротив Леониду Уразову: — Сын...
Не обратив внимания на телефонный разговор, Уразов не понял и объяснения. Полный впечатлений от только что состоявшейся беседы, впервые за свою девятнадцатилетнюю жизнь находящийся в милиции, он машинально поигрывал замком «молнии», перерезавшей коричневую кожаную куртку. Сын Дарьи Анисимовны очень походил на мать — те же выдавшиеся скулы, карие глаза. От отца, должно быть, он унаследовал только черные густые волосы да крупные, мужественного рисунка губы. Лицо молодого человека было полно ожидания, захватившие его мысли не мешали ему время от времени бросать на дверь нетерпеливый взгляд.
— Давайте, Гора, — кивнул Бухалов лейтенанту. — Пусть ведут.
Леонид Уразов до отказа задернул «молнию», сцепил пальцы.
Вошел Гречко. На секунду его глаза встретились с устремленными на него глазами юноши и без всякого выражения ушли в сторону.
Скулы у Леонида вспыхнули.
— Когда входят, — здороваются!
— С гражданином начальником я уже виделся, а вас не знаю.
Леонид
За десять дней, прошедшие после ареста, Максим Гречко внешне изменился: начал отпускать бороду. Редкая, окладистая, почти вся седая, она заметно старила его. На предыдущем допросе Гора Меженцев по молодости не удержался, кольнул: «Что, Гречко, — разжалобить хотите?» Бухалов сделал лейтенанту замечание это его не касалось, но в душе с таким объяснением согласился. По определенным дням в тюрьме арестованных стригут и бреют; борода, кроме того, не шла Гречко, удлиняя его и без того продолговатое лицо, но зато, как и всякая седина, она придавала некоторое благообразие.
Гречко сел на указанный ему стул, против Леонида, прикрыл, словно от солнца, глаза рукой.
— Сейчас проведем очную ставку, — объявил Бухалов. — Я буду спрашивать, вторая сторона выслушивает ответы первой, но не перебивает. Вопросы друг к другу задаются через меня... Вопрос к вам, Гречко: знаете вы сидящего перед вами гражданина?
Гречко отнял руку от лица и ответил раньше, чем успел всмотреться:
— Нет. Понятия не имею.
Леонид с трудом сдерживал негодование.
— Так, — записал Бухалов. — А вы, Уразов, знаете этого человека?
— Еще бы не знать! — вспыхнул юноша. — Сколько ни закрывайся!
— Мне нечего закрываться, — отозвался Гречко.
— Этот человек — муж моей тетки, Екатерины Анисимовны Уразовой. — Леонид перевел дух. — Зовут его, если он забыл, Гречко Максим Михайлович!
— Гречко, теперь вы узнаете своего племянника?
— Нет, не узнаю.
— Память отшибло! — не удержался от колкости Меженцев.
Бухалов метнул в сторону лейтенанта укоризненный взгляд. Гречко объяснил:
— Память у меня не отшибло, а не узнал потому, что давно не видел.
Леонид сделал какое-то резкое, негодующее движение. Капитан дружелюбно посоветовал:
— Спокойнее... Скажите, Гречко, когда вы в последний раз видели Леонида Уразова?
— В сорок пятом году, когда был в Заломовске, — как хорошо памятное или заученное, быстро сказал Гречко. — Тогда ему лет семь-восемь было, мальчик. — Гречко с хорошо наигранным любопытством посмотрел на побледневшего Леонида. — Откуда ж его теперь узнать? Теперь вот вижу, в обличье что-то знакомое, а так не узнаешь — взрослый человек...
— А в пятьдесят первом за Катей приезжал — не видел? — возмутился Уразов. — А в прошлом году — не видел?!
— Нет, не видел.
Глуховатый, сдержанный голос капитана удержал Леонида от гневного выкрика.
— Уразов, расскажите подробно, при каких обстоятельствах вы встречались с Гречко в последний раз.
Юноша заговорил, стараясь не смотреть на своего бывшего родственника.
— В последний раз я встретил Гречко в сентябре прошлого года в Витебске...
Тонкие синеватые губы Гречко тронула улыбка.