Выстрел в чепчик
Шрифт:
Я преданный в дружбе человек и готова идти на всяческие самопожертвования, но всему есть предел, даже Вселенной. Так неужели жизнь потребует от меня такой беспредельной самоотверженности? Неужели заставит подставить свою голову вместо Тамаркиной?
Это было бы обидно в первую очередь за саму же Тамарку. За что тогда она платит своим телохранителям, если в ход уже пошла моя голова?
Слава богу, моя голова еще никуда не пошла, и я собиралась предпринять все меры, чтобы остановить эти мерзкие преступления.
"Шляпки
Да. Это совсем уже не шуточки. Мозги порой имеют свойство и покидать пределы черепа. Именно. Порой они имеют свойство выскакивать вообще, что уж никак недопустимо. Мне совсем не хотелось раскидываться своими мозгами, поскольку из всех моих органов мозги — единственный, которым я хоть как-то умею работать. Остальные же органы просто никуда не годятся. Если у неумех из задницы растут только руки, то, боюсь, у меня все оттуда растет".
Короче, я была охвачена страстью сохранить свои мозги, какими бы они у меня ни были. Бабе Рае такое желание показалось бы странным, потому что о моих мозгах она совсем нелестного мнения, но я-то сверх всякой меры всегда ценила свои мозги, а потому понимала, что лучше меня их никому не защитить.
Поэтому, бросив все дела, я помчалась на работу к Пупсу.
К моей радости, он сидел в своем кабинете и корпел над какими-то бумагами.
— Витя, — сказала я, — ты знаешь, что и Тосю уже по голове огрели?
По его безумному взгляду я поняла, что Пупс что-то знает, и продолжила:
— В отличие от твоей Розы Тося осталась в больнице, что говорит уже о тяжелом сотрясении мозга. Учитывая логику предыдущих преступлений и их последовательность — на очереди Лариса.
Пупс запаниковал прямо у меня на глазах, это давало надежду на откровенный разговор, к которому я безотлагательно и приступила.
— У тебя неприятности? — прямо спросила я, рассчитывая на легендарную честность Пупса.
Однако на этот раз честным быть Пупс не пожелал.
Он вообще не пожелал со мной разговаривать. Он испуганно глянул на часы и нервно сказал:
— Я занят.
— Вижу, но дело, о котором хочу поговорить, не терпит отлагательств. Ты понял? Могут быть жертвы, и я не хочу оказаться в их числе.
— Я занят, — стоял на своем Пупс.
Он был непробиваем. Я озверела.
— Ха! Ты занят! — закричала я. — А что прикажешь делать мне? Сидеть и дожидаться, когда кто-то долбанет меня по голове?
— Не долбанет, — уверенно сказал Пупс.
Его уверенность почему-то не передалась мне, напротив, она вселила в меня большие сомнения.
— Не долбанет? Почему ты так думаешь? — подозрительно
— Я принял к тому меры.
— Меры?
Мне стало смешно, так бывает в минуты крайних неприятностей: вдруг ни с того ни с сего засмеешься тоненьким нервным смехом. С кем такого не бывало, тот счастливый человек.
Пока я хихикала, Пупс, хмурясь, сказал:
— Можешь быть спокойна, я принял меры. Больше такого не повторится.
Мой смех как корова языком слизала.
— Что-о? — зверея, завопила я. — Ты принял меры?
Какая самонадеянность! Он принял меры! Ему все по плечу! Ты что, супермен?! Этот, как его? Бэтмен?
Горец? Майти-Маус? Иван Царевич? Илья Муромец?
Кто ты?
— Ты знаешь, кто я, — спокойно ответил Пупс. — И прекрати истерику.
Я успокоилась, а что толку? Пупс есть Пупс.
— Витя, подумай сам, — обращаясь к нему уже как к маленькому, спросила я, — какие ты мог принять меры? Ты что, знаешь, кто дырявит шляпки, постреливает из арбалета и сбрасывает картины со стен?
— Знаю, — сквозь зубы процедил Пупс и стал багровым. — Знаю.
Я даже испугалась, однако вида не подала. Я схватила его за руку и, стараясь выглядеть убедительно, закричала:
— Витя, ты не первый год со мною знаком, и тебе должно быть известно: если я во что-то вцепилась, то не отпущу. Я до всего дознаюсь сама, так что говори сразу, так будет лучше. Кто занимается всей этой ерундой?
— Я, — ответил Пупс.
— Ты?
— Я.
Изумлению моему не было предела. Пупс сам, без всякого принуждения, признает свою вину.
— Соня, не надо меня осуждать, — продолжил он. — Я уже слишком пострадал, но теперь будет все хорошо.
Все наладится. Вот увидишь, больше я не буду стрелять и картины бросать тоже не буду. — Он потряс флаконом с таблетками.
Я была поражена, даже потеряла дар речи, который, слава богу, мгновенно восстановился.
— А как ты это делал? — спросила я.
Пупс смутился.
— Ты же знаешь, в последние дни я был не в себе, — страдая, ответил он. — Не все помню. Это от перегрузки, психическое нарушение, но мне нашли хорошего доктора. Я пошел на поправку. Доктор выписал сильное лекарство, оно очень помогло. Случаи провалов памяти сильно сократились.
Признаться, меня посетили сомнения. Возможно, они и остались бы у меня, когда бы я не вспомнила нашу бедную Тосю. Я схватила мобильный и набрала номер Тамары.
— Что ты делаешь? — спросил Пупс.
— Звоню Тамарке, — ответила я.
— Зачем?
— Хочу узнать, что с Тосей.
Пупс опять побагровел.
— Не надо, — прошептал он. — Мне только что звонила Роза. Я все знаю.
— Знаешь? — изумилась я. — Знаешь и продолжаешь вешать мне лапшу про свое чудесное исцеление?