Выстрел
Шрифт:
— Мне жаль.
— И теперь я так опечалена и напугана, и смущена, и так одинока.
— Я тоже, — подмечает он.
— Я боюсь, что потеряю тебя.
— Я никогда не оставлю тебя, клянусь.
Пик никогда не оставлял меня. Даже, несмотря на то, что мы не учимся в одной школе, он укоренился моей жизни как угроза остальным. Меня по-прежнему дразнили, но уже не так сильно. Лето подошло к концу, и в этом году я перейду в среднюю школу,
Если бы кто-нибудь узнал, что мы с Пиком занимаемся сексом, то ужаснулся бы, но не мы, секс стал просто еще одним аспектом наших жизней. Раньше это пугало меня, раньше я плакала, но научилась отстраняться от действительности в том подвале. Мы трахаемся достаточно, чтобы Карл кончил, а затем идем по своим комнатам. Бобби знает, что происходит в подвале, но она предпочитает игнорировать все это, пока делает свои стремные украшения и собирает идиотских уток.
Я готова вернуться в школу, поскольку это означает, что я не буду постоянно жить в той богом забытой коморке. Теперь, когда я вернусь на занятия, то буду проводить только выходные в темноте. Я бы вынесла что угодно, только бы быть рядом с Пиком, поэтому я ни слова не говорю о том, что происходит в том доме из страха, что меня заберут от Пика. Если у меня не будет его, то не будет никого, и нет никакой гарантии, что меня не поместят в другой такой дом, только там я уже буду одинока. Поэтому я держусь, и мое молчание потихоньку съедает доброту, которая оставалась во мне.
***
Весь день я лежу в кровати с ужасной болью в животе. Я ворочаюсь и корчусь, пытаясь ослабить боль, слушаю музыку, но это бесполезно. Я вздрагиваю и резко сажусь, когда чувствую что-то теплое между ног. Несусь в ванную и съеживаюсь, когда вижу кровь на трусиках. Я сажусь на унитаз, писаю и затем вытираюсь, беру туалетную бумагу и кладу ее на чистую пару трусиков, которые надеваю. Смущенная, я понимаю, что мне нужны деньги, чтобы сходить в аптеку, но существует только один человек, у которого я могу попросить, но я не хочу. Кладу руку на дверную ручку в его комнату, закрываю глаза и сглатываю тяжелый комок, вращаю ручку и жду щелчка.
Заглядываю внутрь, замечаю, что он лежит на кровати и читает спортивный журнал.
Робко я зову его:
— Умм... Пик?
Он смотрит на меня и опускает журнал на свою грудь.
— Что?
Опустив голову, я, запинаясь, бормочу:
— Я... умм, мне нужно несколько долларов.
— Я давал тебе деньги на днях, — выражает недовольство он.
— Знаю, но я... — я бросаю на него кроткий взгляд и затем отвожу глаза, когда решаю рассказать ему все, несмотря на то, что мое лицо покраснело и дико горит, я бормочу: — Я думаю... думаю, у меня начались месячные.
— О, — отвечает он, захваченный врасплох тем, что я выдала ему. — Ум, ага. Я имею в виду, конечно, — он спрыгивает с кровати и идет к комоду.
Боже, это так неловко.
— Сколько?
— Я не... не знаю.
Когда замечаю, что его ноги появляются в поле моего зрения, я нерешительно поднимаю на него взгляд. Он подает мне десять баксов и спрашивает:
— Хочешь, чтобы я сходил с тобой?
Я
Когда я возвращаюсь из аптеки, запихиваю пакет с прокладками-макси в комод, а затем захожу в ванную и кладу сдачу на раковину Пика. Я правда не думаю, что могу сейчас встретиться с ним. Живот по-прежнему болит, поэтому я решила просто свернуться калачиком на кровати. Я закрываю глаза и поворачиваюсь на другой бок, когда слышу, что Пик вышел из ванной комнаты.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Мммм хмммм.
— Из-за этого болел живот?
Я реально мечтаю, чтобы он прекратил задавать столько вопросов. Он понятия не имеет, как сильно я хочу прямо сейчас исчезнуть, но я в любом случае отвечаю:
— Не знаю, — потому что честно, я не знаю. Бобби не подписала разрешение на занятия по сексуальному образованию для пятиклашек в прошлом году, и мне не с кем поговорить, так что я, как и он, могу только что-то предполагать.
Кровать прогибается, и когда я смотрю через плечо, он ложится рядом и читает тот же журнал. Я поворачиваю голову обратно и улыбаюсь тому факту, что независимо ни от чего он всегда здесь, ради меня.
Спустя какое-то время за Пиком заезжают друзья. Он запрыгивает к ним в машину и уезжает ненадолго, оставляя меня в доме одну. Я спускаюсь вниз и иду на кухню. Делаю себе сэндвич, и когда сажусь перекусить, слышу, как дверь открывается и затем закрывается. Отклонившись на стуле, я вижу Карла. Он такой огромный в своей грязной рубашке, которая едва сходится на его жирном животе. Я сажусь обратно и продолжаю жевать, когда он заходит в кухню и берет пиво из холодильника.
— Где твой братец? — спрашивает он и делает глоток.
— Не знаю. Он ушел с парочкой друзей.
Не желая находиться с ним в одной комнате, я запихиваю оставшуюся часть сэндвича в рот и мчусь в свою комнату. Потом слышу, что вернулся Пик, и когда он поднимается наверх, я иду в его комнату и наблюдаю, как он вытаскивает пачку денег и запихивает их в комод.
— Откуда ты берешь эти деньги?
— Шшш, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что они у меня есть, хорошо?
Понижая голос, я вновь спрашиваю:
— Где ты их берешь?
— Я работаю пару месяцев, пытаюсь скопить деньги, чтобы не оказаться на улице, когда мне исполнится восемнадцать.
— Работаешь? Да тебя всего тридцать минут не было.
Он подходит ближе ко мне и шепчет:
— Если я расскажу тебе, обещай, что никому не скажешь.
— Пик, кроме тебя мне не с кем поговорить.
— Понимаешь, я бегаю, разношу наркоту для парней.
Мои глаза расширяются, и я спрашиваю:
— Что значит разносишь?
— Продаю, — заявляет он.
— Ты сумасшедший? А что, если тебя поймают?
— Меня не поймают. Расслабься.
— Что вы там делаете? — орет внизу Карл.
— Ничего, — кричит Пик.
— Отлично, тогда поднимайте свои гребаные задницы и топайте в подвал.
— Чеееееееерт, — выдыхает Пик и затем берет меня за руку.
На мгновение мое сердце уходит в пятки, но тут ничего нового. Мы ходим в подвал как минимум раз в неделю. Пик на самом деле помог мне научиться, как отрешаться от происходящего, пока мы внизу, так что я делаю глубокий вдох, на пару секунд задерживаю дыхание и выдыхаю.
— Ты в порядке? — спрашивает он, и когда я киваю, он нежно сжимает мою руку, прежде чем ведет в подвал.