Вывоз мусора
Шрифт:
Выслушав Тони, он с минуту молчал, загадочно и не без иронии поглядывая то на Лекстор, то на дворника с повреждённой психикой (а ведь Таня считалась неглупой студенткой, жаль).
– Ваш распылитель с вами?
Гомес вынул из сумки устройство и протянул Майку. Тот взял. Непривычного вида гаджет напоминал бомбу: небольшой баллончик с прикреплёнными к нему айфоном, ароматической насадкой Scentee и миниатюрным таймером реального времени. Додж поднялся, подошёл к окну и включил аппарат.
– Осторожней с ним, – мало ли что на уме у профессора, подумал Тони. – Лучше присядьте и вдыхайте медленно, запах не сильный, но весьма специфичный.
– Может, не надо? – вставила Лекстор.
Но
На миг Мотя застыла, глаза у неё округлились, и всё же Лекстор держала себя в руках. Она склонилась над Майком, готовая оказать первую помощь, а тот словно и не нуждался в ней. Он лишь прилёг и теперь активно участвовал в своём сне – по ходу действия лицо профессора менялось. Судя по мимике, ничего ужасного. Каков сюжет там был – не ясно, но что-то определённо происходило. Майк по-прежнему крепко удерживал гаджет. Часы смартфона показывали 15:26:12, 27 января. Что же до таймера – время в нём перевалило за полночь и шло явно в ускоренном темпе.
– Надеюсь, он в порядке, – Лекстор беспокоилась, но напрасно: Майк не только был умным, а ещё и сильным.
В любом случае пульс у него был нормальный. Через минуту он улыбнулся и открыл глаза.
– Надо же, – промолвил он, – я видел Лизу.
Лизу? Лиза Фриманссон была первой любовью Додж, но безответной – они расстались, а спустя год Лиз утонула в Атлантическом океане неподалёку от Рокленда, штат Мэн. В этом Рокленде Майки и побывал сегодня («отложенное свидание», как он выразился).
То, чего он боялся всё это время (вернуться в Рокленд, постоять у моря и пусть мысленно, но представить Лизу живой), оказалось захватывающим и вполне себе научным опытом. И Лиза была чудесной (до поздней ночи они просидели в кафе «Миранда», где тихо расстались, простив друг другу дурацкие обиды), и, как ни смешно, опыт подтвердил смелые (если не вызывающие) предположения русского астронома Антонио Гомеса о смещении индивидуального пространства под воздействием ароматов.
Пережив необычный опыт, профессор Додж немало вдохновился и спустя время взглянул на проблему с точки зрения биофизики. К тому же, имея профессиональный интерес когнитолога, он расширил область исследований в близком для себя контексте психологии, морали и искусственных нейронных сетей. Минимальной его целью было написать стоящую наконец работу. Конкретную, с новыми идеями и имеющую прикладной смысл, а не общие слова, от которых Майки давно устал. Тонины опыты он рассматривал как составную часть общего замысла.
Дворник не возражал:
– Признаться, мне всё равно.
Единственное, о чём мечтал Гомес, – научиться использовать непонятный пока механизм для свободного передвижения по миру (в заданную точку, без таможенного контроля и бесплатно). Теория для Тони была вторична. Иначе говоря, авторство его не волновало. Разве что деньги. Но романтику деньги пофиг (пока не прижмёт, правда).
– Правда? – удивилась Подравка истории профессора и Лиз.
Честно сказать, Тони и сам удивился: как вообще могут быть связаны любовная история Доджа и их с Подравкой «пикеты»? Совершенно разные, на первый взгляд, мотивы (в случае с Майком – безответная любовь, смерть человека; в случае с ним и Смешту – непротивление диктатуре в прошлом, запоздалое раскаяние), но результат один – попытка исправить положение. «Может, в этом и суть?» – задавался вопросом Тони. И Додж, и он с Сучкой так или иначе ощущали вину (во всяком случае, дискомфорт, потерю равновесия), искали выход и,
Такая позиция многое объясняла, и если всё так, его нехитрый гаджет не многим отличался от пылесоса.
VI. Пылесос
Люди болеют просто от жизни.
От жизни они как раз и болеют, размышлял Тони под впечатлением романа Майкла Каннингема «Снежная Королева», удобно устроившись на подоконнике в съёмной квартире на Sacadura Cabral. Вид из окна примирял с неизбежностью: черепица крыш, слева море, внизу тротуар – чисто выметенный самим же Тони; осень.
И тут внезапным порывом ветра отовсюду поднялись сухие листья – жёлтые с красным прообразы психически неуравновешенной радости. Поднялись и безумным многоголосием забились о стекло, раму, отдаваясь ужасом в голове у Тони, беспорядочно влетая в комнату, кружась там и плавно оседая на пол, клавиатуру компьютера, деревянный стул и книжные полки. Некоторые (и особо выдающиеся «психи») летели дальше и достигали входной двери, словно попали в тоннель под проспектом Мира у Крестовского моста в Москве и с жёлтыми лампами по стенам. Ехать бы в таком тоннеле бесконечно, подумал Тони, да и автобус в тоннеле – как «пикет» (следствие богатого воображения на фоне безответной любви, где вывоз мусора происходит на интервале между влюблённостью и равнодушием).
Спустя минуту листья стихли. Тони поднялся, включил пылесос и принялся за уборку. К несчастью, листья не давались. Они застревали в щётке, и оттого возникал надрывный шум. Пылесос не справлялся, что и понятно – он не рассчитан для сбора крупных частиц. Гомес насупился – мог бы и догадаться. Мог бы, но не догадался и теперь мысленно измельчал листья в пыль, надеясь улучшить конструкцию щётки, затем трубы, схемы управления и, наконец, системы утилизации. Пылесос походил на жизнь, и Тони казалось: усовершенствовав его, он упростит и своё положение в галактике.
В галактике между тем творилось невообразимое: последние изыскания указывали на присутствие в Млечном пути ещё одной чёрной дыры, планетологи из Калифорнии предсказывали новую планету в Солнечной системе, а специальные датчики в Антарктиде фиксировали стремительное ослабление магнитного поля Земли.
Тони собрал нападавшие листья в пакет.
На смену листопаду пошёл дождь. Колебания магнитного поля на самом деле были обычным явлением и в отсутствие приличной статистики имели лишь умозаключительную природу. Чего не скажешь об РФ: после оккупации Крыма Россия в большинстве развитых стран воспринималась как источник стратегической угрозы. Если дыру и девятую планету, размышлял Тони, надо ещё увидеть, то в случае с РФ её агрессивная природа давно доказана.
На лице у Гомеса отразилось смятение. Привычка играть событиями доставляла лишь кратковременное удовольствие, но дальше всё: возвращались уныние и неопределённость. Как и положено, принцип неопределённости Гейзенберга распространялся на всё сущее, включая дворников и астрономов-мечтателей. Зато днём раньше Тони купил наконец долгожданный телескоп – подержанную модель Sky-Watcher с зеркальной системой Ньютона, диаметром объектива 200 мм и максимальным увеличением в 400 раз.
Прибор хоть и был подержанным, но вполне работал. Как и планировал, Гомес установил его на крыше, а управлял им с компьютера, и уже первые снимки созвездия Треугольника вышли необыкновенно чёткими и даже красочными (Тони добавил им цвета – фотографии не уступали картинам «Хаббла»; было нечто ускользающее в них от определения, но понятное взгляду).