Выйти из боя. Гексалогия
Шрифт:
«Грамотный», — с одобрением подумала Катя, на всякий случай пригибаясь. На улице сдвоенно хлопнуло, взвизгнули по булыжной мостовой осколки.
После разрыва гранат из-за угла, словно чертики из бутылки, высыпали немцы. Сразу же залегли и принялись палить вдоль улицы. «Вот суки, тоже грамотные», — уже безо всякого одобрения подумала Катя. Долговязый фриц утвердил на сошках пулемет, и стало совсем весело. «МГ» тарахтел, как припадочная швейная машинка. Автоматчика, прикрывавшего отход товарищей, мигом прижало к мостовой. Красноармеец, пытаясь вжаться в горячие камни, еще огрызался короткими очередями, но дело
Катя всадила унтеру пулю в грудь и начала расстреливать остальных немцев. Позиция была удачной, ухоженная «СВТ» работала, как часы. Снайпера, конечно, заметили. От стропил полетели первые щепки, но к тому времени, когда обойма «СВТ» кончилась, уцелевшие немцы уже поспешно отползли за угол.
Катя скатилась по прохладной, пахнущей кошками и гарью лестнице. В четырехквартирном подъезде, должно быть, никто не жил еще со времен первого штурма города. Очень хорошо, сейчас немцы дадут прикурить.
Приготовив на всякий случай «эфку», девушка метнулась в темноту квартиры первого этажа. Тьфу, здесь не только кошки гадили. Катя выпрыгнула в заранее присмотренное окно и чуть не столкнулась с укрывшимся за углом дома красноармейцем-автоматчиком. Тот вскинул толстый кожух «ППШ».
— Я те пальну, — обиделась девушка.
— Ты, что ли, с крыши садила? — прохрипел боец, тыча стволом вверх.
— Нет, бля, там ударная коммунистическая бригада в засаде застоялась. Чего встал? Рвем отсюда, — пробормотала Катя, запихивая в карман комбинезона гранату. — Живее, рыжий…
Остальных бойцов они догнали через минуту. Все пятеро, включая лейтенанта, дышали, как загнанные лошади. Раненый висел мешком, из последних сил цепляясь за плечи товарищей.
— Что там, Паша? — прохрипел лейтенант, вталкивая в карабин новую обойму.
— Сейчас полезут, — ответил автоматчик и мотнул подбородком в сторону Кати, — вот девушка помогла. Снайпер она. Как начала щелкать…
— Да мы видели, — высокий боец в разодранной гимнастерке, из-под которой виднелась грязная тельняшка, глянул на девушку. — Вы, мадмуазель, откуда будете?
— Оттуда. Вы что, как трамваи, по улицам носитесь? Заблудились?
— Нам к Херсонесу, — с трудом выговорил лейтенант. — Покажешь?
— Бля, вы же в другую сторону чешете. Да если так по улице и дальше ковылять, то недалеко уйдете, фрицы посвежее будут, — девушка ткнула пальцем за спину, где уже затарахтели два пулемета, обстреливая оставленную «снайперскую» позицию. — Сейчас гансы сообразят, что зря боезапас жгут, и по следу вжучат.
— Нам к Херсонесу нужно, — упрямо повторил лейтенант. — А ночи ждать… ночи здесь нам ждать нельзя.
Катрин кивнула:
— Я понимаю. Только сейчас туда
— Если б мы знали, девушка, про те полчаса, раньше бы отходить начали, — лейтенант стиснул челюсти. — Куда ни сунься, везде фрицы. Ладно, где здесь перекурить можно? Мы эту часть города совсем не знаем.
Рыжий сторожил у ворот. Остальные обессиленно привалились к стене и наблюдали, как девушка занимается окном. Высокий матрос сунулся было помочь, но Катя кратко и исчерпывающе его послала. В кармане комбинезона нашлись рабочие рукавицы, и с треснутым стеклом она справилась бесшумно. Под точным ударом приклада лопнула петля решетки.
— Да ты, видать, девица из деловых, — подал голос раненый. Он сидел, прислонившись спиной к стене из ракушечника, и все пытался отереть запекшиеся губы.
— Война учит, — Катя напряглась и отогнула решетку. — Давайте, сюда немцы в последнюю очередь сунутся.
— Зато захапать нас здесь — все равно что за той бульбой до погреба смотаться, — заметил высокий матрос.
— Не болтай, — оборвал лейтенант. — Полезли. Раненого поднимайте.
Овощной магазин закрылся еще в 41-м, но неистребимый запах подгнившей картошки, землистой моркови и прочей сельскохозяйственной продукции все еще стоял в подсобном помещении. От бочек в углу так шибало тухлой капустой, что слезы наворачивались.
— Ну и форшмак, — проронил чернявый матрос. — Мамой клянусь, здесь химическое оружие прятали. Надо было эти бочки на немцев скатить.
— Отдохни, Гриша, — устало приказал лейтенант. — Сюда не сунутся. Курите, сейчас дальше двинемся.
Закурили только двое: нескладный солдат, с на диво обшарпанной винтовкой, и крепыш, подпоясанный немецким ремнем с пустыми подсумками от «МР-40». Раненый лежал, закрыв глаза. Катя лазила по углам, подсвечивая себе электрическим фонариком.
— Девушка, да вы присядьте, — попросил лейтенант. — Как пройти к Херсонесу, объясните? Или вы к нам присоединитесь? Я от Рудольфовой слободы дорогу представляю, а отсюда… Нам бы проводник из местных не помешал.
— Сейчас, — Катя выбралась из-за груды пустых ящиков, поставила на стол две трехлитровые банки с соком. — Вроде персиковый. Может, не испортился?
— От то дело, — оживился Гриша, — без понтов и в самое яблочко. — Морячок вытянул из ножен немецкий штык.
Катя своим ножом поддела ржавую крышку второй банки.
Сок больше походил на разведенное варенье, — сладкий и густой, но бойцы пили с наслаждением.
— Мне оставьте, — попросил рыжий автоматчик Паша, сидевший у заколоченной витрины и наблюдавший за улицей сквозь щели в досках.
— Тебе в первую очередь, — заверил моряк. — Ты со своей тарахтелкой здорово помог. Ну и барышне, конечно, отдельный поклон. Правильно я говорю, товарищ лейтенант?
— Правильно, — сказал лейтенант и исподлобья посмотрел на девушку.
«Стесняется, — поняла Катя. — Он же не старше меня. Наверное, из последнего пополнения. Ремни еще новенькие, кобура даже блестит. Вляпался парнишка. Все они вляпались. А раненый… ох, ну и дерьмо эта война».
— Товарищ лейтенант, вы не из 142-й бригады будете?