Выздоровление
Шрифт:
Карманов прошелся по всем отраслям, всем разделам сельского хозяйства, и ни слова одобрения мы не услышали. Он, правда, назвал знакомую мне подбугровскую свиноферму, организация труда на которой якобы заслуживала внимания, но эта пара добрых слов связывалась прежде всего с цифрами, прошедшими через ЦСУ, а они были дутыми: в одном из моих блокнотов хранились не использованные нигде цифры фактического и отчетного поголовья основных и разовых свиноматок, да и туровые опоросы следовало связать не с постановкой работы по осеменению, а с «постановкой» учета и отчетности. В разных местах доклада упоминалось Санино хозяйство,
— Мне пришлось лично ознакомиться с подготовленными нашими товарищами справками, — медленно произнес он, — и, честно говоря, я не ожидал, что дело у вас зашло так далеко. На некоторых моментах я уже останавливался, а сейчас вот что скажу: ни на одном пленуме за последние семь лет, а может, и за все пятнадцать — дальше мы не смотрели, — не произнесено ни слова критики в адрес райкома, его секретарей. Ни слова. Так кого нам винить сегодня, дорогие мои?
Но все-таки выступление Карманова утомило, усыпило зал — придремывал, например, мой сосед справа, — и вздох облегчения, явственный, осязаемый, проводил оратора на место.
Вопросов к Карманову не последовало, и Рыженков объявил по регламенту перерыв. На выходе присоединиться к Сане не удалось, потому что меня подозвал к столу президиума Великов, до этого что-то с почтением спросивший у Карманова.
— Константин Феоктистович разрешил нам с текстом информации поработать, — сказал он вполголоса, — так что бери и можешь после перерыва в зал не возвращаться.
Взяв из его рук бумаги, я все-таки спросил:
— А когда надо вернуть? Реально.
— Ну, до вечера, я думаю…
— Тогда я успею. Досидеть хочется.
— Ну, давай, на твое усмотрение, — Великов неожиданно подмигнул мне. — Бумаги только не потеряй, — он тут же отвернулся, похлопал по плечу Рыженкова, так же стоя пережидавшего, когда схлынет народ, и не смутился от этого жеста, а чему-то рассмеялся.
— Долго жить собрался твой шеф, — проговорил за моей спиной директор райкиносети, и с ним я вышел из зала.
Сани не было видно, и я ухватил за рукав Дерюгина, не заметил ли он его.
— На улице ищи, — обронил инструктор, тоже кого-то высматривая.
— Поседел, постарел, — можно было услышать в вестибюле, — но смотрит молодцом.
— Куда ж теперь Глеб Федорович?
— В область, науку двигать, — оказывается, и это уже было известно.
— Вообще-то успеет и там продвинуться, пятый десяток только человеку.
— Наследство невеселое досталось…
— Привыкать не придется! Я в ихнем районе кукурузную сеялку доставал, ребята рассказывали…
— А надо бы ему два слова сказать
На пятачке перед райкомом высказывались отважнее. Наверное, табачный дым после полуторачасового сидения кружил голову.
— Можно было и у нас человека найти, — услышал я. — Чем тебе Кувшинов не кандидатура? А Шорохов?
— Вы Шорохова не видели? — спрашивал я.
— Да тут где-то, переживает…
— Надо было сдержаться, — сокрушался парторг из «Прогресса», и я понял, что нелепое «как?» принадлежало ему.
Я еще поискал Саню, но он как провалился. Пристроившись к курильщикам, я посматривал по сторонам и в разговоры не встревал. В этот, момент трудно было требовать глубоких суждений, но и просто серьезности в разговоре не проскальзывало. Смена руководства была фактом свершившимся, и можно было снова говорить о пустяках. Перерыв заканчивался, но уже не очень-то хотелось снова возвращаться в душный зал заседаний.
— Совсем ведь секретарей парторганизаций с его руки признавать не стали, — возмущался кто-то в стороне. — Сам приедет — к председателю в кабинет. Ладно, если пригласят, а то и на другой день только узнаешь, что навестил.
— А на бюро вызовут, с тебя же шкуру спускают, а хозяйственник отсиживается.
— Да что толку, выговоров этих понавешали? Зажевал — и до следующего. Не знай, как этот поведет дело.
— А чего, не знай? Карманов что сказал: с кадрами работать надо, а не тасовать как карты. Гляди, лет пять будет бояться тронуть кого-нибудь, чтобы опять в текучке не обвинили.
— Глеб Федорыч, тот быстро…
— Да кого за дело, а кого и поближе надо бы держать.
Я собрался перейти туда, где шел этот разговор, но появившийся на крыльце Дерюгин объявил, что перерыв закончился. Возле двери зала заседаний стояли члены президиума, и останавливаться, чтобы перехватить Саню хоть на секунду, было неудобно. Не заметил я его и на прежнем месте.
После перерыва первому слово предоставили председателю из «Пятилетки». Перед лицом высокого начальства тот потел и заикался, выуживая цифры с листочка бумаги, и, наверное, двадцать раз пожалел, что вышел на трибуну без добротной заготовки.
— Как у вас с подрядом дело движется? — терпеливо спросил Карманов.
— Да пока что туго, Константин Феоктистович, — оторвавшись от листка, с неуместным облегчением проговорил председатель.
Карманов отвернулся, и Рыженков поспешил спровадить выступившего на место.
— Товарищи, — предупредил, — прошу высказываться по существу.
Вторым выступал парторг из «Пионера» Капуркин, который не раз выручал и меня, когда надо было, полагаясь только на телефон, подготовить срочный материал. Уж этот не скажет, приезжай, мол, и смотри сам, но и впросак мы с ним не попадали.
Капуркин только начал подбираться к своей излюбленной теме «Где использовать институтских троечников?», как входная дверь открылась, и в нее, пригнувшись, вошел Дерюгин. Он направился было к столу президиума, но, заметив в первом ряду Гнетова, прокрался к нему и что-то зашептал на ухо. Я заметил, как Гнетов вскинул руку в сторону президиума, и Дерюгин перебрался к Рыженкову. Они заговорили, к ним придвинулись другие члены президиума, и ничего этого не замечал один Капуркин.
Дерюгин, выпрямившись во весь рост, быстро пошел к двери, и Рыженков поднялся с места.