Выжить, чтобы жить. Часть вторая романа «Sancta roza»
Шрифт:
– Крещеный! Веру-то прихвостни Советов на зоне батогами отбили.
– А я – комсомолка! Знаю, что Бога нет, но исконные обряды вместе с родными соблюдаю. Верить надо в партию и светлое коммунистическое будущее, которое мы непременно построим!
– Вот тут я с комсомолкой не соглашусь. Кто по-настоящему верит в Бога, тот чист и светел. А кто верит в партию, идолов, себя любимого или еще какое светопреставление, тот уподобляется бесам. Твоё будущее, как и моё, теперешней войной очерчено. Живем одним днем и радуемся,
– Для начала взять меня на руки и отнести в штабной вагон!
– Заболела? – спросил Илья, поднимаясь с насиженного места.
– Нет, я пошутила, – еле шевеля мгновенно пересохшими губами, произнесла Татьяна, наблюдая, как перед ней росла скала из крепких мышц.
Не отрывая от лица глаз, высоко задрав голову, девушка восхищенно смотрела на Алёшина, пытаясь заглянуть ему в глаза. Но мужчина наклонять голову и не думал. Он продолжал следить за действиями охранников НКВД и добровольцами в открытых теплушках.
– Говори, родная, кроме шуток, говори, что надо делать?
– Военврач велела походный автоклав к костру принести, растопить и операционный инструмент обработать.
– Всего-то, я подумал, серьезное что случилось. Веди, где твой клав? – с ехидцей в голосе буркнул Илья.
– Вы идёте? Точно идёте?
– Бегом бегу, аж спотыкаюсь! Разве не видно? – продолжил язвить Илья, демонстративно замедлив шаг.
Медленно переваливаясь с ноги на ногу, он успел осмотреть выглядывающие из-под белого халата быстро семенящие ноги Татьяны.
«По всему видно азиатка, но ухожена, стройна и ноги вроде некосолапые… интересно как она сюда попала?», – размышлял Алёшин, прислушиваясь к доносившимся из открытых настежь теплушек возгласам, гиканью, улюлюканью и громкому хохоту добровольцев.
– Смотри, кролик слона ведет!
– Скорее на крольчиху похожа!
– Куда она его?
– Вот бы нам туда же!
– Интересно, чем они хотят заняться?
– А ничего сестричка?
– И бежит проворно!
Взобравшись в тамбур купейного вагона, Татьяна обернулась:
– Чего остановились? Поднимайтесь скорее. Автоклав в купе военврача.
Алёшин не спеша поднялся в вагон. Поприветствовав часового моряка, заглянул в открытое купе с мягкими пружинными диванами по бокам. Он потрогал рукой аккуратно заправленные постели и тихо с досадой произнес: «Живут же люди!»
На столике у окна в серебряных подстаканниках стояли четыре тонких стакана. Под столиком в центре купе на боку лежал видавший виды покрытый легкой ржавчиной металлический бак с двумя узкими ручками сбоку от крышки. Рядом валялся большой железный обод с четырьмя железными ножками.
– Веревка какая есть? – задумчиво, словно разговаривая сам с собой, спросил Илья.
– Удавиться от зависти хотите? – попыталась пошутить Татьяна.
– У железки этой ручки малы, не ухватить, –
– Простынь подойдет?
– Можно и простынь попробовать, ежели ничего больше нет.
Сестра-хозяйка вынырнула из купе, оставив Илью одного. Доброволец скатал к окну заправленный матрас и сел на диван, придавив его немного массой тела.
– Достойно изготовлен! Пружины даже меня держат, кожу не рвут и не скрипят, – проговорил Алёшин, вспоминая деревянные многоярусные нары, набитые соломой тюремные матрасы, грязные постели ГУЛАГовских зон и замызганные тряпки разного рода пересылок.
– Чего заскучали, дом вспомнили? – защебетала неожиданно вернувшаяся сестра-хозяйка.
– Особо нечего вспоминать, давно это было. Подстаканники-то что не убрали, они вроде серебряные – дорогие, наверное?
– Разве? А с виду не подумаешь, – отозвалась медработник и продолжила: – В тамбуре часовой стоит, по вагону чужие не ходят. А что?
– Я так, просто к слову, – выговорил Алёшин, скручивая простынь в прочный жгут. Татьяна присела на противоположный диван, внимательно наблюдая, как великан ловкими движениями продел жгут в ручки бака, перевязал сверху, образуя большую тряпичную петлю.
– Теперь эту штуковину можно нести и на плече, – довольный своей смекалкой сам себе выговорил Илья.
Он резко встал, продел голову чрез тряпичную ручку бака, взял в руку обод и вышел в тамбур. Спрыгнув на землю, Алёшин обернулся на девичий окрик:
– Боец, меня-то позабыли!
С верхней ступеньки тамбура на него смотрели сияющие от счастья раскосые карие глаза.
– Ничего я не забыл. Прыгай. Подхвачу, – бесцеремонно пробубнил великан, подставляя свободную левую руку.
Татьяна, повернувшись спиной к выходу, спрыгнула. Поймав девушку на руку, Алёшин плотнее прижал ее к своему телу и не спеша направился к костру. Осознав, что обстоятельства оказались неконтролируемые, сестра-хозяйка попыталась спрыгнуть с руки великана на землю, но ноги ее беспомощно повисли в воздухе. Тогда девушка принялась демонстративно сопротивляться, мотая ногами, неустанно шевеля бедрами, своими кулачками несильно постукивая великана по рукам и плечам.
– Сиди уж, коли захотела прокатиться, – бубнил в такт своему движению Илья, не обращая внимания на разносившийся из открытых теплушек общий смех и одобрительные возгласы добровольцев.
– Нашли место и время развлекаться, – сделал замечание Алёшину Дворников, ожидавший его у костра.
– Никак нет! Сестренка обучает переносить раненых, – удрученным тоном ответил штрафник.
– Она тоже из них?
– Угу, на всю голову, – улыбнулся Илья.
– Это у вашего бойца напрочь мозги отбиты, – принялась возмущаться сестра-хозяйка, – попросила помочь сойти с высоких ступенек вагона, а он и руки распустил.