Выжить вопреки
Шрифт:
Скоро мне удалось выбраться в коридор. Я полз, пока не нащупал дверь, за которой должен был находиться Мамонтов.
— Вадим, ты тут? — прохрипел я.
— Миша, это ты? — раздалось в ответ из палаты.
— Сейчас тебя открою и освобожу, — пообещал я и начал подбирать ключ.
В палате света было куда больше, чем в операционной или коридоре. Луна помогала видеть хотя бы силуэты предметов.
— Там наши за окном, — начал радостно Вадим, но осекся, увидев, что я не стою на ногах. — Что с тобой?
— Отходняк. Этот
— Он жив? — задал росгвардеец вопрос.
— Сомневаюсь, но утверждать не берусь.
— Что там у вас произошло? Тебя утащили часа три назад. Потом я услышал какой-то шум, и все затихло. А полчаса назад погас свет.
Я все-таки справился с ремнями на руках Мамонтова и ответил.
— Мы разошлись во взглядах по поводу лечения шизофрении. Он считал допустимым хирургическое вмешательство, я нет. Мы подрались.
— Ни черта не понял, но ладно, потом объяснишь, как придешь в себя, — произнес Вадим, затем вскочил на ноги, бросился к окну, открыл его и крикнул.
— Саныч! Мы здесь!
Внизу раздались голоса. Потом автоматная очередь по металлической входной двери. А спустя несколько минут мы увидели и свет фонариков друзей, которые пришли нас спасать.
— Тут где-то генератор есть. Думаю, что в подвале. Свет полчаса назад работал, — произнес я подбежавшему Терентьеву.
Он отдал команду. И через пять минут мы были со светом.
Мне помогли устроиться на невесть откуда взявшимся инвалидном кресле. Вся моя одежда была пропитана кровью. Вроде, не моей.
Я принялся рассказывать, как было дело. Через минуту после моего рассказа Родион Петрович вернулся из операционной и сказал, что доктора мне «удалось излечить хирургическим вмешательством»…. С помощью скальпеля. Стало понятно, что было в моей руке, когда я нападал.
— Слушай, как его звали? — спросил Никита, ученый из команды Родиона Петровича.
— Кого? — не понял я.
— Ну, этого, доктора твоего!
— Назвался Виктором Павловичем, а что? — ответил я.
— Так о нем же трещали все СМИ за полгода до ядреной. Вы что, не слышали?
Все присутствующие переглянулись и пожали плечами.
— Ну как же! Врач психиатрической лечебницы в Москве, у которого крыша поехала?
— Да не смотрели мы твой телевизор! — раздраженно произнес Терентьев. — Если знаешь, то рассказывай!
— Был такой врач. Лечил душевнобольных где-то в Подмосковье, — терпеливо начал объяснять Никита. — Что-то у него в семье произошло. Вроде дочка попалась какому-то душевнобольному маньяку. После этого доктор тронулся умом. Он начал вскрывать своим пациентам череп и что-то там делать с мозгом. После этого люди становились овощами. Как же эта операции называется? Лата… Лама…
— Лоботомия, — отозвался я.
Меня сразу бросило в пот. Я был всего лишь на волосок от гибели! Хотя нет, хуже, чем гибели. Перед
— О! Точно! — продолжил Никита. — А поймали его после того, как выяснилось, что пациенты в клинике начали массово умирать. Операцию мог перенести лишь каждый третий. И то не факт, что он потом оставался в живых. Этого доктора признали невменяемым и упекли в какую-то клинику.
— Живо! Обследовать все помещения. Найти вторую группу! — распорядился Родион Петрович, который молча слушал рассказ, стоя в уголке палаты.
Внешне он выглядел спокойным. Лишь желваки у него на скулах заиграли, выдавая нервное напряжение. А потом, неожиданно, продолжил.
— Да, Миша, умеешь ты находить себе приключения на задницу. Как еще тебе удается из таких передряг живым выходить, ума не приложу!
— Ладно! — прервал его речь Терентьев. — Сейчас все обследуем, на ночь остаемся здесь, а утром выдвигаемся дальше. Здесь хотя бы теплее, чем снаружи.
— А почему? — задал я вопрос.
— Тут рабочая котельная, рассчитанная на пять корпусов. Топится только этот этаж, да и то не весь. Поэтому и угля хватило так надолго, — ответил мой друг.
— А электричество?
— Думаю, что работало не постоянно. Он включал его лишь по необходимости. Например, провести операцию.
Я не выдержал и выматерился.
— Слушай, а чем он нас вырубил-то?
— В операционной лежит специальный ствол с прицелом. Он стреляет какими-то дротиками. Точнее разобраться не успел. Думаю, вас, как и вторую группу сняли именно с него, — встрял в наш разговор Родион.
Вторую группу все же нашли. Операцию смог перенести лишь один. И то, шансов на то, что он дотянет до утра практически не было. Мне вернули мои вещи и оружие.
А вместе с нашими ребятами, нашли и других, тех, кто смог пережить операцию. Их было десятка два. Кто-то из них ходил по палате, уставившись пустыми глазницами в одну точку. У некоторых из уголка рта вытекала тоненькая струйка слюны. Кто-то не шевелясь сидел в кресле. А другие просто спали прямо на полу, как животные.
Мне повезло не увидеть этого. Тащить меня на кресле никто не взялся. А чувствительность к ногам вернулась лишь ближе к рассвету.
Хоть всем и положен был отдых, но глаза так никто и не сомкнул. Все были подавлены смертью товарищей. Да и место совсем не располагало к спокойному отдыху. Но надо было продолжать наше дело. И на утро, после быстрых похорон, мы выдвинулись дальше. Сначала мы вернулись на поляну, где взвалили на себя всю поклажу.
Что стало с больными, никто не спрашивал. Но когда нас нагнал отставший особист, все стыдливо отводили глаза в сторону. Спросить, что он сделал с пациентами сумасшедшего доктора, никто не осмелился. Да и зачем говорить вслух то, что и так было понятно.