Выжившая

Джиллиан Алекс

Сестру задержали во время облавы на притон. Там было много парней и девуше, все старше, все под айфом. Папа привез ее в чужой одежде. Мы все были в ужасе, все, роме Руби. на смеялась, поа отец отмывал ее размалёванное лицо в ванной.

– В подростковом возрасте многие совершают ошиби, –

философси замечаю я, поглаживая выступающие лопатки.

Её кожа теплая, нежная и очень тонкая, идеальная для моего замысла.

– Родители тоже так решили, - с горечью отвечает Шерил. –

ни не хотели видеть… Видеть, акая она. Тот случай не стал ислючением, а повторялся снова и

снова. Будто что-то перещёлкивало у Руби в голове,и улыбчивая талантливая умная доча становилась настоящей оторвой. на уходила из дома и исчезала на несколько дней,иногда недель, прогуливала занятия, употребляла наркотии, напивалась до невменяемого состояния, спала со всеми подряд. На нас стали показывать пальцем, но Руби было плевать. на улыбалась в каждую презрительно сморщенную физиономию, симая за спиной комбинацию из трех пальцев.

– арактер у нее имелся, судя по всему, - отмечаю без тени иронии. Вывод напрашивается сам. Странно, что Шерри видит ситуацию иначе.
– Может быть, Руби не хватало внимания?

– Смеешься?
– обескураженно взглянув на меня, она недоверчиво хмурится.

– Думаешь, я умею?
– приподняв брови, с легким интересом смотрю в сосредоточенное лицо девушки.

– Уверена, что никто не умеет так заразительно смеяться, как ты, - заявляет обнаженная гостья абсолютно серьезно, и мои скулы снова ноют от чуждого желания доказать, что она не ошибается. Не спеши, Шерри. Время настоящего веселья ещё не пришло.
– И возвращаясь к вопросу о Руби, -

она разрывает зрительный контакт и уводит взгляд в сторону.
– У нее было абсолютное внимание каждого, кто приближался к ней.

– Внимание бывает разным, Шерри, - позволяю своим пальцам скользнуть к ямочкам чуть ниже ее поясницы.
–

Люди сами не всегда осознают, какой реакции добиваются теми или иными действиями. У них есть неосознанная неконтролируемая потребность,и они удовлетворяют ее.

Любым способом, даже самым спорным.

– А ты когда-нибудь нуждался во внимании? – неожиданно

Шерил переводит тему на меня, доказывая, что даже мурлыкающая кошка готова в любую секунду выпустить коготки.

– Нуждался?
– переспрашиваю, чтобы успеть немного поразмыслить над ответом.
– Не уверен, что это слово подходит, Шерри. Пару раз мне доводилось встретиться с Элис.

– Элис?
– озадаченно уточняет Шерри, не уловив логическую связь двух несвязанных на первый взгляд фраз.

– Элис Хадсон. Моя мать, – с нейтральным выражением отвечаю я,и Шерил замирает в напряжении. Ложь, которую она не осмеливается сазать вслух, сочится из ее пор, придавая коже изумрудный оттенок. Когда-нибудь Шерил поймет, что я не лгал ей ни разу с самой первой минуты нашей встречи, но сегодня она все еще блуждает в зарослях самообмана, выращенных на благодатной почве лжи и отрицания.

– Наша встреча состоялась в доме Клариссы Хадсон. Отец привез ее туда впервые. Элис была раздражена, осталась стоять в саду,так и не поднявшись в дом, а Оливер и Уолтер вошли внутрь.

– Ты подошёл к ней? – Шерил перебивает меня. й всегда не хватало такта и правильного воспитания.

– Да, - отвечаю после непродолжительной паузы. – Я хотел, чтобы она

увидела меня. отя бы раз. Я не нуждался, мне было интересно, поймет ли Элис, кто перед ней.

– И она поняла?
– затаив дыхание, негромко спрашивает

Шерри.

– Она почувствовала, что со мной что-то не так. В ее глазах был страх. На Оливера Элис смотрела иначе.

– С любовью?

– Наверное, - отвечаю неоднозначно.
– Большинство матерей предпочитают видеть в своих отпрыcках только хорошее, лучшее. И это естественно, учитывая, что дети отчасти являются отражением нас самих. Признавать собственное несовершенство всегда неприятно. Элис предпочла слепоту.

– Тебя это разозлило?
– вопрос звучит неуверенно, выдавая неосознанный страх услышать ответ.

– Да, разозлило. Я взял камень и бросил в лобовое стекло автомобиля. Оно пролетело в нескольких миллиметрах от лица Элис. Разлетевшиеся осколки поранили ее щеку, -

искренность моих слов порождает новую волну шока, но не отбивает у Шерил желание продолжать.

– Но ты же не целилс…, - она заикается и замолкает, мысленно умоляя меня солгать.

– Я целился в нее, Шерил, – уверенно разбиваю еще одно хрупкое стело надеды.
– И промахнулся.

Шерил затихает на пару минут,тщетно стараясь принять и осмыслить услышанное. Ей страшно, но не потому, что она считает, что я монстр. Вовсе нет. Шерри страшно оттого, что она понимает, почему я это сделал.

– А второй раз? Ты говорил, что видел свою мать дважды, -

ей удается взять расшатанные эмоции под контроль и обуздать острое желание сбежать, продиктованное инстинктом самосохранения. Она готова идти до конца. Я

тоже. Сегодня наш особенный день, незабываемый, переломный. Шерил еще долго будет прокручивать его в своей памяти, анализировать, сходить с ума от ужаса и содрогания и жалеть… Жалеть, что никогда не сможет вернуться в это мгновение.

– Второй раз мы встретились с Элис здесь, - сдеранно отвечаю на заданный вопрос.
– Я должен был быть уверен, что онa не будет лгать, что нe знала oбо мне. Ультрафиолет всегда высвечивает ложь, он работает лучше, чем любой детектор.

– Она солгала?
– едва дыша, уточняет Шерил.

– Нет, – отрицательно качаю головой.
– Плакала и просила прощения.

– Прощения? – недоумевает Шерри, хотя речь идет об очeвидных вещах. – Но за что?

– За то, что не помогла мне, но я не нуждался в помощи.

– Ты хотел, чтобы она тебя увидела, - с горьким пониманием выдыхает она.

– У нас много общего, правда Шерри? – уголок губ дернулся, но так и не поднялся. Шерил отрицательно тряхнула неоновыми волосами.

– Я никогда бы не бросила в свою мать камнем.

– Иногда это милосерднее и честнее.

– Ты же не убил ее?

– Она сделала это сама. Я не мешал. Когда Оливер нашел

Элис, снотворное уже ее убило, но они с Гвен до сих пор считают, что я приложил руку.

– И я их понимаю…

– Не моя вина, что жена монстра вырастила ещё двух, отказываясь замечать очевидное, - отвечаю невозмутимо и уверенно.
– Ты считаешь, что твоя мать оказалась в психиатрической клинике, потому что выжила ты, а не