Выжившая
Шрифт:
Оливеру Кейну, а он намеренно прячет истину в голове вымышленного близнеца. Не знаю, какой из него вышел психолог, но психопат он весьма неординарый, эксклюзивный экземпляр, не лишенной обаяния и сексуальности. Я почти поверила в его страдания и чувство вины,и подсознательное стремление докопаться до правды. Я
почти поверила в то, что нас связывает нечто большее, чем неплохой секс и взаимное притяжение. Я почти влюбилась…
Не в Оливера. Нет.
В его запертого в клетке безумия близнеца. Понимаю, почему
Оливер
Некоторые тайны лучше никогда не раскрывать, спрятать
подальше от любопытных глаз, замуровать за стальными
дверями и заживо похоронить в кромешной темноте. Стеречь и охранять, словно сокровище, даже если внутри драгоценного
черного ларца с секретами копошатся черви.
А те, кому не удается сохранить эту червоточину глубоко внутри, сходят с ума или становятся… Джеком Потрошителем, Уолтером Хадсоном или Оливером Кейном.
Самое ужасное, что он все это понимает. Если Оливер и безумен,то Дилан нет. Абсолютно нет. Он совершенный и изобретательный хищник.
Ты вернулась, чтобы освободить меня, Шерри.
Я никогда не смогла бы этого сделать. Чердак, двери, решетки, замки – все это пустая бутафория. Дилан Кейн свободнее нас всех. Не он узник темницы,и никогда не был.
Узниками ставятся все, кто падают в «Кanehousgarden».
Этот дом одержим своим самым страшным призраком.
И я не знаю, почему плачу, пропуская через себя все эти мысли, вспоминая его неподвижный спокойный взгляд, единственную пoдаренную улыбку и флюоресцирующий след моего поцелуя на его красивых губах. Слезы текут потоком не только из глаз, но и из сердца.
«Любовь бывает такая разная, Дилан. Иногда она настолько
больна, что ты видишь только один способ излечиться и
oбрести покoй – избавиться от нее».
Я сама это сказала,и тогда моя душа разрывалась на части так же мучительно, как сейчас. Словно в этой фразе хранится нечто больше, чем кажется или слышится. Такую же боль я испытываю, когда вспоминаю злосчастные строки Дефо.
«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего
ожидаете встретить его».
Я словно нащупала закодированный ключ, но никак не могу найти дверь, которую он должен открыть.
Это именно то, что тебе нужно,
Вздрагиваю всем телом, когда в голове шелестят вкрадчивые слoва Дилана, произнесенные перед тем, как он превратил мoю спину в холст для кровавой росписи. В памяти мелькают жестокие сцены грубого животного секса и неторопливых пугающе нежных прикосновений застроенного металлического пера. Он вспарывал мою кожу, но чувствовались только прикосновения его горячего языка к кровоточащим ранам. Я
слушала его приглушенный шепот, произносящий дикие вещи,и кричала… Кричала не от боли.
Здесь, в тишине маминой спальни, наедине с собой я могу признаться.
Я хотела, чтобы он поцеловал меня по-настоящему.
И он поцеловал так, как умел,так, как был способен целовать только Дилан Кейн. Но oн дал мне больше, чем поцелуй, и забрал все, что у меня осталось. Теперь я такая же безумная вбгзззд и пустая изнутри.
–Не смори так на меня, – бормочу под нос, глядя на молчаливо взирающую на меня с фотографий Руби. Мне кажется, я вижу в сестринских глазах осуждение и укор.
–Ты тоже видела его. Должна понять… Я не собираюсь оправдываться. Только не перед тобой. Если бы не ты, ничего этого бы не было, - ожесточенно бросаю я.
–Он никогда тебя не любил,ты его вообще не знала. Никому не нужны обдолбанные наркоманки. Даже сумасшедшим.
Считай, что тебе сделали одолжение, убив, пока ты не превратилась в полное ничтожество, - ядовитые слова сыплются одно за другим. Я адресую их поочередно каждому изображению Руби, глядя прямо в ее бесстыжие глаза. Снимки в рамках развешены как раз напротив кровати. Мамин неприкосновенный алтарь. Она смотрела на них часами, сутками.
Теперь смотрю я. Счастливая семья. Мама, папа и Руби. Все фотoграфии сделаны до того случая, о котором я рассказывала
Дилану. Снимки сохранили самое лучшее, спрятав за кадром грязь и боль.
Тревожное щекочущее чувство вынуждает снова пробежаться по развешанным фотографиям. Потом еще и ещё раз.
Руби в пеленках, на руках у счастливого отца.
Руби в обнимку с большой куклой рядом с родителями, хлопающими в ладоши. Руби дует на торт с одной свечкой. На всех троих забавные колпачки с нарисованными принцессами.
Даже на папе.
Руби три,и она танцует в розовом платье на детскoм конкурсе. Тонкая и гибкая, грациозная уже тогда.
Вот повзрослевшая Руби идет в школу, держа маму за руку.
уби лежит с книгой на траве, улыбаясь в камеру.
Руби посылает воздушный поцелуй из открытого окна папиного пикапа.
Юная стройная Руби в коралловом купальнике выбегает из моря.
Руби, Руби, Руби…
Смеется, гримасничает, задумчиво смотрит вдаль, хвастается своей первой статьей из школьной газеты, примеряет мамины очки, плавает, рисует.