Выживших не было
Шрифт:
Страшная боль пронзила ему правый указательный палец. Взглянув на руку, он понял, что порезал палец спусковым крючком. Взяв оружие другой рукой, Камински увидел струйку крови.
— Цельте этой долбаной пушкой во врага, Камински, — вопил Карлсберг, — а не мне в лицо. Слышите!
Камински пытался еще раз надавить на спусковой крючок, но тот не поддавался. А палец вновь стал болеть и кровоточить.
Новый взрыв.
Один из грузовиков разлетелся на части.
Вокруг стояла такая стрельба, что Камински не мог собраться с мыслями.
В
Шины фургона были прострелены, сама машина задымилась, очевидно, загоревшись изнутри. Оттуда выбежали двое: мужчина и женщина. Женщина сильно хромала. Наверно, ее ранило в ногу. Камински выронил револьвер, пытаясь левой рукой достать носовой платок, но сделать это было очень сложно, поскольку платок находился в правом кармане брюк, закрытом кобурой. Камински сдвинул пояс с кобурой.
Женщина упала. Мужчина, который, судя по всему, мог сейчас работать лишь одной рукой — тот самый дотошный радиокомментатор Лем Пэрриш! — стрелял из маленького пистолета в шестерых «ударников», ринувшихся за ним.
Один из «ударников» — убитый или раненый — упал. Палец Камински болел, словно зуб. Оставшиеся пятеро открыли огонь. Женщина выстрелила в ответ. Вся рубашка Лема Пэрриша покраснела от крови, и он осел на землю, а женщина, получив свою пригоршню пуль, рухнула замертво.
Камински наконец достал носовой платок.
Огонь стал еще интенсивнее, раздался новый взрыв, и он зажал уши руками.
Внезапно все прекратилось. Лишь слышался шум, напоминавший гул океанского прибоя. Камински огляделся. Раздавались крики.
Карлсберг и О'Брайен побежали. Подобрав револьвер левой рукой, Камински выскочил на насыпь, едва не уронив носовой платок, и устремился за ними.
Бой завершился.
Но трое «патриотов» были еще живы, хотя двое из них тяжело ранены. Их уложили на землю, одев на запястья наручники.
Капитан Карлсберг приставил винтовку к голове женщины:
— Где загородный лагерь «Патриотов»? Мы знаем, где ваша база в городе. Ее сейчас уничтожили, и последние ваши ублюдки подыхают. Так где другой лагерь?
Кровь шла у женщины изо рта. Она выплюнула выбитые зубы. Наверно, кто-то успел ударить ее. «На вид не больше двадцати», — подумал Камински.
— Где! — заорал Карлсберг и, приставив дуло винтовки к ее левому уху, повертел стволом. Женщина лежала ничком, и Карлсберг упал ей на спину, продолжая крутить стволом в ухе; оттуда начала литься кровь.
— Скотина, — бросил О'Брайен.
Карлсберг посмотрел на него.
О'Брайен направил «Вальтер» на капитана.
Камински шагнул назад. От того, что делали с девушкой, его стошнило.
— Угрожаешь мне, твою мать, — Карлсберг встал.
— Я не меньше ненавижу этих людей, чем вы, — почти зарычал О'Брайен, — но они — граждане Соединенных Штатов и они, черт возьми, имеют право предстать перед судом!
— Я думаю, вы правы, — Карлсберг
Потом наклонился над лежащей и прошептал:
— У вас есть право не отвечать на вопросы…
Камински начал говорить ему, что действие закона приостановлено, но капитан Карлсберг, резко обернувшись, пустил очередь в спину О'Брайену.
Пули прошили его насквозь, разрывая рубашку и заливая костюм и землю кровью.
Девушка вскрикнула, когда О'Брайен упал на нее.
— Вы хотели что-то сказать? — Карлсберг посмотрел на Камински.
— Нет… нет, капитан.
Капитан Карлсберг ударом ноги сбросил тело О'Брайена с девушки и поставил ее на колени:
— Хочешь того же, что и он, сука? Где этот чертов лагерь?
— Не знаю, — ответила она, посмотрев на него, — но если бы знала, то скорей умерла, чем сказала бы вам. — Она плюнула кровью, но не попала капитану Карлсбергу в лицо. Карлсберг, сделав шаг назад, выстрелил ей в голову, и ее тело повалилось на труп О'Брайена.
Мысли о боли в пальце исчезли. Кишки переворачивало.
Ральф Камински отвернулся, двинулся обратно, оступился и упал. Оглядевшись, он оказался лицом к лицу с Лемом Пэрришем. Тот, конечно, был мертв.
Но в этих широко открытых глазах виднелось что-то, пугавшее Ральфа Камински больше, чем кровь и смерть.
Там была вера в своей правоте.
Камински вырвало.
Глава семнадцатая
Дэвид Холден выпрыгнул из кабины вездехода. Сидевший за рулем Мэтью Смит сделал то же самое. Холден посмотрел на свои часы «Ролекс» на левом запястье и произнес:
— Еще пять минут, если все идет по графику.
Грузовик, на который должны были сложить оружие и снаряжение, привезенные самолетом, тащился по снегу неподалеку от них.
Дэвид стоял у кабины, глядя на небо. Зимнее солнце стояло низко над сумрачным горизонтом. Ветра почти не было, и силуэты людей и машин виднелись на снегу особенно четко. Несмотря на мороз, Холден не стал застегивать молнию летной куртки и одевать перчатки и лишь, откинув полы, засунул руки в карманы брюк. Смит закурил сигару, первую за день.
— Ты ведь не заядлый курильщик, правда? — спросил Холден.
— Я? Наверно, ты прав. Стань я таковым, сигара из предмета наслаждения превратилась бы для меня в биологическую потребность. А вообще-то я хотел сказать, что восхищался твоим ножом. Можно посмотреть поближе?
— Конечно, — ответил Холден, расстегнул правой рукой застежки висевших на правом плече кожаных ножен и, вынув клинок, передал его Смиту рукояткой вперед.
— «Защитник», — произнес Смит, беря его медленно и осторожно. — Очень подходящее название для такого ножа, профессор. — Холден не знал, что ответить. — Да, конечно, полая рукоятка, плоское лезвие. Вижу. Нож Джека Крейна. Скажи, его работа? — Холден кивнул.