Выживший. Чистилище
Шрифт:
Вечером, когда более-менее свежие мы, работавшие в пределах лагеря, и измученные вторым днем пахоты на скважине политические собрались в бараке, появился Северцев. Румянец с морозца придавал его лицу какое-то новогоднее выражение. Как оказалось, такая мысль посетила меня в тему.
– Так, граждане осужденные! Новый год через неделю, и по такому случаю в клубе к вечеру 31 декабря готовится праздничный концерт с участием художественной самодеятельности. По случаю празднования Нового года рабочий день будет сокращен. В концерте помимо осужденных участвуют и вольнонаемные. Почти каждый отряд делегировал
Все молчали, молчал и я. Если решил не выделяться, то и не фиг резвиться лишний раз, лезть на рожон. Хотя другой на моем месте мог бы и заявить, что занял второе место на городском конкурсе художественной самодеятельности города Одессы, и его приглашал в свой оркестр сам Утесов. Но я поставил себе задачу спокойно отмотать срок и выйти на свободу пусть и со справкой в кармане, но полноценным, как принято выражаться, членом общества. Слышал, правда, что зекам предлагали воевать в штрафбатах, про то и сериал неплохой видел, вот только не помню, когда их ввели. Пожалуй, к 1943-му штрафники уже вовсю проливали кровь, искупая свою вину , так что при желании и я могу успеть повоевать в составе штрафного батальона, ежели поступит такое предложение. Либо дождаться освобождения и потом уже прийти на призывной, попросить зачислить меня в ряды Красной армии хотя бы рядовым. Или все равно в штрафбат отправят как неблагонадежного?
Блин, не навоевался, родимый. Мало тебе было чеченских баталий, теперь вот на Великую Отечественную потянуло... Да, потянуло! Если все по углам зароются, то кто Родину будет спасть?! Высокопарно? Есть немного, но суть от этого не меняется. Понятно, что и без моего участия в предыдущем витке истории СССР разбил гитлеровскую Германию, но я же сам себе не прощу такого малодушия.
Правда, еще вопрос, доживу ли я до момента, когда передо мной распахнутся лагерные ворота. Зашлют, чего доброго, в тайгу, и откину там коньки, несмотря на свое завидное по здешним меркам здоровье. Или выйду инвалидом, каким-нибудь чахоточным, как не дождавшийся конца этапа Петрович. Может, если не косячить, и удастся прокантоваться при заводике в более-менее благоприятных условиях.
Через день, так же вернувшись со смены, обнаружил в бараке осунувшихся Копченого, Клыка и Креста. Глаза Козьева горели злобой, и он не нашел ничего лучше, кроме как докопаться до дневального, отвесив малахольному крепкую затрещину. Митяй с криком 'За что?' улетел в угол барака.
– Было бы за что - вообще прибил бы, - пробурчал Копченый, растягиваясь на шконке.
– Пожрать бы сейчас, - мечтательно добавил Клык.
– Как утром бурдой накормили, так во рту ни крошки. А я все свои запасы еще на этапе подъел.
– У меня сухарей малость осталось, - предложил я.
– О, ништяк! А чифирек мы сейчас на 'буржуйке' сообразим.
Вместо чайника - принесенная кем-то жестяная банка из-под невесть как попавшего на зону яблочного повидла. Самого повидла, ясное дело, в банке и след давно простыл, а вот для кипячения воды, призванной впоследствии при добавлении заварки стать чифирем, да что бы хватило человек на десять разом - самое то.
Кто-то из зеков, включая прибывших ростовским этапом, тоже выразил желание
Ну и несколько кусков сахара пришлись кстати. Так что через полчаса мы - десятка полтора зеков - сидели большим кружком, обжигаясь, пили по очереди жестянки ядреный чифирь, закусывали чем Бог послал, и трепались обо всем подряд. Узнав от ростовских, что с их этапом пришел и Валет, Копченый приподнял левую бровь:
– Так мы ж с ним в сызранском СИЗО чалились! И че, он уже коронованный? Ну, если завтра появится, встречу как родного.
Народ начал постепенно расползаться, готовиться ко сну.
– Мож кто в святцы желает, граждане осужденные?
– поинтересовался Крест, который невесть как умудрился протащить в зону колоду карт.
– А на что?
Это очухавшийся Митяй решил проявить интерес к карточным играм. Ой, балбес... Но отговаривать его - себе дороже, блатные могут не простить.
– А че ставишь?
– Сахар есть.
– Отлично, а я кисет махры ставлю.
– Дык я ж не курю!
Вот наивный чукотский мальчик! Он еще надеется выиграть этот самый кисет! Святая простота, как говаривал кто-то из еретиков, когда старушка подкинула в его костер дровишек.
– Ниче, махра - она завсегда сгодится, обменяешь на что-нибудь, - щербато оскалился Крест.
Уверенный в итоге карточной игры, я помочился в стоявшее в тамбуре ведро, которое надлежало опорожнить все тому же Митяю либо Витьку, и залег на нары. Только накатила дремота, как был разбужен криком Митяя:
– Ты чего, Крест, шельмуешь?!
Я с трудом выбрался из забыться, повернув голову в сторону закутка, где засели картежники.
– Че ты сказал, падла?
– с видом возмущенного праведника поинтересовался Крест.
– Чего... Шельмуешь ты!
– немного стушевался Митяй, однако все еще не растерявший решимости вывести лихоимца на чистую воду.
– Я видел, как ты туза из рукава достал.
Вот же идиот! Неужто надеялся, что с ним будут играть по-честному? Вот и не фиг теперь строит из себя правдоискателя.
Я повернулся на бок, стараясь не вслушиваться в перипетии ожидаемо возникшего спора. Ясно, что ничем хорошим для запорожца это не закончится. Переть в его положении против целой кодлы блатных - верное самоубийство.
– Братва, кто видел, что я шельмую?
– донесся до меня голос Креста.
– Я не видел... Я тоже...
– Да чего ты смотришь, Крест?!
– это уже вступил Копченый.
– За базар отвечать надо, пусть ответит за свои слова.
– Че, фраер, народ требует, чтобы ты ответил за свой базар, - снова Крест.
– Кровью ответишь или харчом?
Судя по возникшей заминке, Митяй явно стушевался.
– Не, ну че... Да вы че...
– Жало в бок хочешь?
Понятно, какой же ты блатарь без заточки. Интересно, правда, как успел ее изготовить за три дня сидения в карцере? Ложку заточил по ходу дела? Впрочем, мне-то какая разница, я вообще спать собрался.