Выжженная земля
Шрифт:
– Для начала успокойся! – велел Элиас.
Но Люциана уже было невозможно усмирить. Я знала это, даже не глядя на него. Его злость поглощала всё вокруг – как и его могущество.
– ЧТО ВЫ НАДЕЛАЛИ?!
– Да ничего, Люциан! Это правда она! – Элиас перекрикивал шум огненной бури. Ее языки поднимались всё выше. Жара постепенно становилась невыносимой, притом что большую ее часть гасили четверо праймусов.
– Эй, Люс! – раздраженно воскликнул Алексиан. – Иди уже сюда. Если уж мне предстоит умереть, то, бога ради, не в кругу семьи!
– А мне,
– Дай нам две минуты! – просипел Элиас. – Умоляю.
Мгновение – и настала тишина.
Пламя и пекло отступили, но я слышала, что они все еще поджидали где-то среди обломков. Воздух до сих пор был наполнен летней грозой Люциана, но теперь я отчетливо различала легкую примесь шоколада и граната, переливающихся солнечных лучей на реке, стремительных ледяных порогов и ночного горного озера. Бел и братья Анку говорили друг с другом.
Неистощимый поток ярости и болезненного отчаяния перешел в сомнение, недоверие, надежду и наконец опять в ярость.
Затем братья пошевелились. Элиас и Алексиан сделали шаг в сторону и открыли взгляду Люциана меня.
А моему – Люциана.
Сердце бешено заколотилось. Оно отреагировало на его присутствие, замерло, после чего снова забилось в удвоенном темпе. Я поднялась на ноги.
Он возвышался передо мной, одетый во все черное. Глаза сверкали ярчайшим белым светом – так же, как и мои, поскольку, сама того не желая, моя сущность питалась чувствами Люциана. Значительной частью из них был скептицизм. Внешне ничто в нем не выдавало его мыслей. Словно окаменев, праймус молча смотрел на меня. Но его прекрасное лицо являло собой лишь непроницаемую маску.
Как бы мне хотелось сейчас, как раньше, снести свои стены, чтобы показать все, что я к нему испытывала. Но больше это не сработает. Ведь я теперь не человек, и души у меня больше не было.
«Люциан…» – аккуратно начала я.
Он просто-напросто отмахнулся от тончайшей ниточки связи, протянувшейся от меня к нему, и безжалостно ворвался в мое подсознание. Я рухнула на землю, глотая ртом кислород. Нечто подобное я переживала уже дважды – с Рамадоном и Тимеоном. Люциан читал мои мысли! Нет, он не просто читал, он подчинял их, вскрывал и досконально изучал, пока не узнал все до мельчайших подробностей. Но даже этого ему не хватило. Словно не веря самому себе, Люциан начал заново и оставлял после себя следы разрушения. Мне на глаза навернулись слезы. От боли я сдавила ладонями виски.
– Люциан! – предостерег шоколадно-гранатовый запах.
– Ты делаешь ей больно! – закричали льдистые речные потоки.
Но для меня не существовало ничего, кроме собственной боли, возросшей от боли Люциана. Я ощущала, как разрушались его стены. Сквозь разломы просачивалось еще больше эмоций с такой решительностью, которой я уже не могла вынести.
«Вон!» – приказал голос Люциана. Жара спала, хотя она и была ничтожной по сравнению с чистилищем,
«Она – нет».
– Мы не оставим Ари наедине с тобой, – произнесла блестящая река. – Не в твоем состоянии.
Но шторм не пожелал с ними разговаривать. Он не терпел, когда ему перечили. Он вскинулся, разъярился и вышвырнул других прочь. А в следующую секунду все прошло. Боль исчезла, огонь угас. Я осталась одна в своей голове. Одна в Патрии. Одна с Люцианом.
Когда мои глаза распахнулись, он упал рядом со мной на колени. Голова поникла. Несмотря на всю мощь, он находился на пределе сил.
– Это реальность? – прошептал он.
Вопрос не был адресован мне. Для этого он слишком много времени провел вдали ото всех. Одинокая слеза скатилась по его щеке. Я подняла руку, чтобы смахнуть ее, но стоило моим пальцам дотронуться до него, как Люциан отпрянул. Меня кольнула боль, но сдаваться я была не намерена. Поэтому повторила попытку. В этот раз Люциан не отстранился, хотя, казалось, что он с трудом терпит мое прикосновение.
– Это реальность, – ласково ответила я.
Он медленно поднял голову и посмотрел на меня. Зеленые глаза заблестели, и через них я смогла заглянуть прямо в его сердце. Оно лежало передо мной беззащитным.
– Я тебя почувствовал, – тихо сказал он.
Сквозь слезы я улыбнулась ему:
– Я знаю.
– Я… не смог поверить.
От его осторожных слов веяло таким горем, что мне до жути хотелось завопить. Я собиралась сказать, что понимала его, что точно знала, через что он прошел, но ни один язык на планете не способен был выразить мою любовь. Поэтому я наклонилась и запечатлела у него на губах невесомый поцелуй. Его тепло – единственное, чего я хотела. Это мой Люциан – со всеми воспоминаниями. Сердце мое, душа моя, жизнь моя.
Он был таким потерянным, и мне больше ничего было не нужно, только стать тем светом, который темной ночью приведет его домой. Я отстранилась от него и притянула так близко к себе, что мы почувствовали сердцебиение друг друга. Сейчас я держала в руках весь свой мир. Каждый дрожащий вздох Люциана делал меня ближе к нему, доказывал его силу и хрупкость. И мне было известно, что лишь я могла исцелить кровоточащие раны, раздирающие его изнутри. И я сделаю это с таким терпением и преданностью, что от них не останется ничего, кроме воспоминания о кошмарном сне.
Я провела рукой по его мягким волосам и прижалась виском к его виску. Он уже не мог прочесть мои эмоции, но я могла попробовать вложить всю свою любовь в следующие слова.
– Я здесь, Люциан. Ты больше не один.
Когда его руки сомкнулись у меня за спиной, от счастья у меня вырвался всхлип. Люциан ответил на мой зов и по кусочкам вытаскивал себя из пропасти. Он втянул воздух в легкие, будто впервые за долгое время мог свободно дышать. Объятия стали крепче. Похоже, что он никогда в жизни больше меня не отпустит. А я и не хотела, чтобы меня отпускали.