Выжженная земля
Шрифт:
Оно было выпотрошено и растерзано, крыша давно обвалилась — сейчас это были лишь обломки, усыпавшие Исстван. К кабине вёл длинный коридор, и я уныло прошагал его весь. По каждой стороне были сдвоенные пехотные отсеки — сейчас разорванные и вывернутые наизнанку. Когда был на полпути вниз, увидел снайпера. В чёрной броне с гордо начертанной белой рукой, сын Медузы на посту выглядел удивительно непринуждённым.
Таркан склонил голову, когда я прошёл по посеревшему коридору в кабину. Он стоял на коленях, что-то царапая боевым ножом на металлической стене, и встал, когда
Приходил я сюда не в первый раз. Обычно один, и Таркан оставлял меня наедине с моими мыслями и заботами. Никогда не спрашивал, зачем я здесь или завязать разговор.
Красная луна всходила над головой, похожая на глаз — кровавая радужная оболочка, чёрный зрачок из клубов дыма. Пепел покрыл сломанные механизмы и зияющие внутренности корабля серо-белым саваном. Трубы забиты, когитаторы и экраны дисплеев запорошены. Как будто огонь решил вернуть его себе, затянуть обратно в море пыли, где тот умолкнет навеки. Может, и нас затягивало туда же, но слишком медленно, и мы не осознавали грозящую опасность. А когда наконец поймём, будет уже поздно.
Когда снайпер покинул нас и, как обычно, вернулся в тень, я подошёл к Усабиусу и проследил за его взглядом вдоль гор и дальше.
Ещё один горный хребет, отражение Чёрных Клыков, протянулся на юг. Позади была огромная пустая солевая равнина, унылая, как и моё настроение. Погребальные костры всё ещё горели, даже выше и ярче, чем всегда. Они напоминали топки какой-то адской машины, топливом для которой были вероломство и предательство. При виде них трудно было сдержать гнев — и я отвёл взгляд.
— Ещё одно задание, друг мой, — сказал я.
Усабиус наполовину обернулся: «Рууман что-то нашёл?»
Значит, брат тоже затаил надежду.
— Десантный корабль примарха. И это точно.
Я улыбнулся, когда он посмотрел на меня. Даже через шлем глаза сияли как маяки.
— Вулкан жив? — произнёс, сначала с сомнением, потом с большей уверенностью. — Вулкан жив!
Схватил меня за плечи, голос дрожал от нахлынувших чувств.
Я посоветовал не слишком обнадёживаться, хотя даже мои мучительные ожидания стали уходить: «Это всего лишь „Грозовая птица“, брат».
— Насколько близко к врагу?
— Слишком близко, но, возможно, достаточно далеко, чтобы остаться незамеченной.
— Это знак, брат. Я это чувствую, — Усабиус сжал кулак, а в угольках глаз мелькнула лазурь. — Нужно отправляться немедленно.
Я взял его за руку. Крепко.
— Нет. Ургалльская впадина сейчас кишит предателями. Шансы будут гораздо выше, если вновь дождаться сумерек.
Но тот был непреклонен: «Уже может быть слишком поздно!»
Я сжал руку сильнее: «Вулкан дожил до этого момента. Если сейчас потерпим неудачу, другого шанса не выдастся. Если нас или примарха обнаружат потому, что мы поспешили или недостаточно подготовились, умрём все».
Усабиус расслабился, и я его отпустил.
— Как же тогда
— Салнар хочет обсудить это в стратегиуме.
— Калека спятил, Ра'стан. Он всё ещё думает, что Феррус Манус жив, а не уби… — Усабиус осёкся, вспомнив о Таркане. Понизил голос. — Разве решает он?
— Он старший по званию.
— А с каких пор пол-лейтенанта равны боеспособному капитану?
— Успокойся. Не позволяй эмоциям тебя захлестнуть.
Оставив меня, он отвернулся.
И ровным голосом сказал: «Я туда не пойду. Буду ждать возле грузовой аппарели, готовый отправляться».
Я склонил голову: «Если так хочешь».
— Хочу.
Не стал нарушать возникшую паузу, чтобы лучше осознать масштаб нашего открытия.
Примарх.
Вулкан.
И признался: «Я уже было отчаялся».
— Как и я, — ответил брат, голос едва громче шёпота. — Если бы я только мог воспользоваться своим даром…
Из-за Никейского эдикта Усабиус стал всего лишь рядовым, моим подчинённым — а ведь был равен мне. Бремя это он нёс с достоинством, без малейших нареканий. Но не строгое соблюдение устаревшего обета сдерживало его способности — со времён предательства многие бывшие библиарии были готовы вновь использовать их — а страх.
Не эмоциональный страх, не страх наказания — скорее нежелание открыться неисчислимым мукам и отчаянию. Вся боль, все смерти, собранные в единый ментальный удар. Любая попытка найти отца скорее всего убила бы психической отдачей его и всех, кто рядом.
По меньшей мере, свела бы Усабиуса с ума. Я удивлён, что он ещё не сломался.
— Мы найдём Вулкана, брат, — мягко сказал я.
— Возле грузовой аппарели, — ответил тот. — Буду ждать там.
Я кивнул, оставив Усабиуса наедине с его мыслями.
Таркан остановил меня, когда я проходил мимо, по центральному коридору вниз. Положил руку на плечо, но в глаза не взглянул.
Спросил низким и скрипучим голосом: «Нашёл, что искал?»
Я в недоумении посмотрел на него.
Ответил: «Мой брат присоединится ко мне позже».
Казалось, что Таркан хочет что-то добавить, но просто хлопнул по наплечнику и уступил дорогу.
Я посмотрел вниз, где он что-то царапал на стене.
— Что это? — спросил, глядя на буквы, вырезанные на металле. Прочёл некоторые: Десаан, Ватлич, Конн'адор, Тарса, Игатарон, Менденах. Множество имён, но не по легионам или ротам — скорее по памяти. И понял, что это ответ на вопрос — памятник.
— Воздух здесь суров, — объяснил Таркан. — Стирает отметки. Пепел скрывает их. Я делаю так, чтоб не забыли.
— Я знал, что в «Чистилище» есть обитель мёртвых. Но не знал, что здесь, и не знал, что ты её хранитель, — сказал я.
— Не все из них мертвы, — ответил он. — Некоторые просто пропали.
Провёл рукой, стирая пепел и открывая два до боли знакомых имени.
Коракс.
Вулкан.
Оба пропали, живые или мёртвые — зависит от того, с кем говорить.
— Думаю, что всем нам нужно примириться с собой перед последней битвой. Надеюсь, тебе это удалось. Надеюсь, это излечит тебя, брат, — сказал Таркан.