Вызов на дуэль
Шрифт:
— Берите по двадцать марок, — сказал старик.
— Каких? — хором спросили мы.
— Любых.
В беспамятстве стали хватать из-под полосок прозрачной бумаги все наиболее пестрое и красивое.
Получилось так, что треуголку Тувы с волосатым яком мы ухватили одновременно.
— Я первый! — крикнул Ленька.
Мне стало обидно.
— Я!
— Врешь! — закричал Ленька.
— Нет, ты врешь! — не отставал я.
— Я! — Он рванул к себе марку…
В лицо мне бросилась кровь: я тоже дернул,
— Эге-е, какие вы, оказывается… — покачал головой старик. — Какие жадины! А я думал, вы дружите. Вам, верно, мало того, что я предложил? Что ж, берите еще по десятку. Только чтоб без драки. Не люблю я этого. Берите по очереди. По одной.
Мокрые, с горящими лицами, вытащили мы еще по десятку марок — конечно, самых ярких, красивых, больших.
— Дяденька, а вы давно собираете? — спросил я, увидев штабеля альбомов на столике с бахромчатой скатертью.
— Не очень. Лет сорок. С твоего, примерно, возраста.
— О-о-о! — вскричал Ленька.
— А вы знаете, сколько марок у английского Георга Шестого? Нет? Так знайте же. — И он битый час рассказывал нам о марках и знаменитых коллекционерах. Потом вдруг вытащил за цепочку карманные часы и спохватился: — К сожалению, молодые люди, должен распроститься с вами: студенты ждут в мединституте. Заходите. Будем меняться… Пока.
«Наверно, профессор», — подумал я и с почтением посмотрел на него.
Мы ушли, держа в руках бесценные сокровища.
— Ты чего разорвал треуголку? — спросил я, когда мы вышли со двора. — Неловко теперь идти к нему…
— Потому что я первый ее заметил.
— Нет, я!
— А вот как съезжу тебя по кумполу!..
— Ну попробуй! Ну?
— Марок жаль, растеряю. А то бы знаешь что?
Мы разошлись по домам и несколько дней не разговаривали. А ведь два года до этого крепко дружили, и у нас не было серьезных разногласий. Ленька был хороший, и не были мы жадинами, просто напал на нас глупый азарт.
Дня через три мы снова бегали с Ленькой на почту и уже, не заискивая, просили у девушки наклейки и марки, потому что узнали, что марки собирает такой человек, которого ждут в мединституте студенты и что их собирает даже сам Георг VI, король Великобритании, хотя к королям-то мы относились весьма иронически.
Авантюра
Я подсек. Что-то огромное, как золотое блюдо, блеснуло в глубине. Удилище согнулось. Я дернул. Удилище распрямилось, стало легким, а поплавок, всплывая и погружаясь, побежал от берега.
— Плыви! — крикнул Гаврик.
Я бросился в реку и погнался за поплавком. Впереди рябила и всплескивалась вода…
Где
Я нырял, наугад шарил под водой в надежде ухватить леску — напрасно. Пиши пропало! Не видать мне великолепной лески с редким «глоточным» крючком и отличным гусиным пером!
Выйдя на берег, я стал отжимать волосы и выкручивать рубаху. Меня трясло от холода и от того, что такая рыбина ушла — верно, лещ фунта на два! И от того, что жаль было лески — это была отличная волосяная леска, и с ней так мне везло!
— Что ж дергал так? Легче надо… — сказал Гаврик.
— Знаю, — буркнул я. — Взяла б у тебя такая!..
Наверно, у меня был неважный вид, потому что Гаврик сказал:
— Не убивайся. Сегодня же сходим на базар.
Часа через два мы пошли на базар. В Гаврике крепко жила еще деревенская жилка, и он учил нас, городских мальчишек, многим полезным вещам: например, как добывать волос и плести лески.
Пройдя ряды с овощами и фруктами, мы добрались до коновязей, изгрызенных лошадьми. Привстав на цыпочки, Гаврик окинул одним взглядом всех лошадей и сказал:
— Есть три белых. К вороным и гнедым не подходи, и к серой не нужно.
Я не спрашивал почему: коричневый и черный волос для лески не годится.
— Наматывай на палец и дергай вниз, точно подсекаешь. Ну и в стороны зыркай, — продолжал свой инструктаж Гаврик.
Я понятливо кивал.
— Вот посмотри…
Он смело подошел к белой лошади без хозяев, запряженной в телегу, погладил желтоватый круп, провел рукой по хвосту, отделил тонкий пучок наиболее длинных белых волос, мгновенно огляделся, намотал пучок на два пальца, приподнял и стремительно дернул вниз. И, подмигнув, подошел ко мне.
— Видал?
— Ага. А лошадь не ударит копытом?
— А у тебя глаз нету? Иди. Только по сторонам смотри. И много не наматывай. Этот хвост неважный — ищи другой.
Я ни разу не рвал волосы у лошадей; было непривычно, страшновато и, признаться, жаль лошадь — ведь ей, наверно, очень больно. Все пришлось подавить в себе. Я огляделся. Возле одной белой лошади сидела бабка — не подойдешь. Я непрерывно озирался по сторонам. Сердце стучало в ребра.
Вот я увидел еще одну белую лошадь. Распряженная, она стояла по другую сторону коновязи и подбирала с земли клочки сена.
Я двинулся к ней. Гаврик догнал меня.
— Ты что, рехнулся? — громко зашипел он.
— А чего? Смотри, какой у нее хвост!
— Рви только у запряженных. Чтоб оглобли были. А то копытом может убить. Подковой. Понимаешь?
У меня похолодело в животе. Что-то не говорил он по дороге на базар такое. Кто хочет кончить свои дни от копыта? Втравил в авантюру…
Я растерянно посмотрел на него.
— Да ты не бойсь. Умеючи все можно. Я смогу и у этой вырвать. Хочешь, покажу?