Вызов
Шрифт:
Она – одиночка. Солистка.
Но она притворяется, что обдумывает его слова. Пишет:
«Это все, что ты умеешь делать?»
И изображает жестами, как выдергивает чеку и бросает гранату, а потом показывает руками взрыв.
– Хаос. Разруха. Смерть, – говорит Ань. – Мне и не надо уметь ничего другого.
«В самом деле?» – пишет она.
Ань озадаченно смотрит на нее, как будто ответ очевиден:
– В этом суть Последней Игры. Неопределенность и смерть.
Тиёко задумывается на мгновение, а потом пишет в блокноте:
«Это и есть то, чему тебя учили?»
Ань едва заметно вздрагивает: на какую-то миллисекунду
– Н-н-н-н-н-не твое дело, – залившись краской стыда, выпаливает он и бежит к двери.
Тиёко роняет блокнот и мелок на колени и с силой хлопает в ладоши. Ань замирает перед дверью. Потом поворачивается к ней, глядя в пол, как провинившийся пес. Тиёко свешивает ноги с кровати. Осторожно переносит вес на ступни.
Она чувствует себя отлично. Она может бежать, если придется.
Но драться она не готова. Пока нет.
Она берет блокнот и снова что-то пишет. Ань наблюдает.
Дописав, Тиёко приподнимает блокнот и стучит по нему двумя пальцами. Ань возвращается к ней, и девушка подает ему блокнот.
«Я не сделаю тебе больно. Обещаю».
Его слова. Обратившиеся против него самого.
Ань перечитывает их снова и снова. Ему и раньше это обещали, но ни разу еще не сдержали слова. Его всегда обманывали.
Но ведь это Тиёко – прекрасная, нежная, сильная Тиёко!
И Ань ей верит.
Впервые на своей памяти он верит во что-то хорошее – и верит, что это хорошее действительно хорошо. До сих пор он считал хорошим только что-то плохое. Кровавые побоища, смерти, метеориты, удачно подложенные бомбы, разорванные на части тела, кровь на руках, на стенах и лицах. Это было хорошо, а все остальное – ложь.
Какое странное чувство.
– Ты можешь идти? – тихо спрашивает он.
Тиёко кивает.
Ань протягивает ей руку:
– Пойдем, я покажу тебе дом.
Тиёко берет его за руку.
И в этот момент понимает: достаточно лишь подправить в нем одну маленькую детальку – и разрушить его будет не сложнее, чем обставить какого-нибудь малыша во взрослую игру. Все, что от нее теперь требуется, – это притворяться, что она его любит. Скоро она усыпит его бдительность и сможет бежать. Но сначала ей нужно найти свои вещи. Сумку с часами и очками, которые покажут ей, погиб ли ольмек, Яго Тлалок, или пережил этот день, чтобы продолжить Игру.
Продолжить Игру.
Сара Алопай, Яго Тлалок
Китай, Сиань, международный аэропорт «Сианьян», терминал 2
Саре и Яго повезло. Через час вылет в Дели, откуда можно быстро пересесть на самолет до Абу-Даби. Там два часа ожидания – и прямой рейс до Северного Ирака. Общее время полета составит меньше 19 часов: для этой части мира – рекордная скорость.
Они покупают билеты по фальшивым паспортам (Сара – по канадскому, Яго – по португальскому) и расплачиваются фальшивыми кредитками на те же вымышленные имена. С трудом справляясь с волнением, проходят предполетный досмотр: они боятся, что власти уже поставили на уши все службы в поисках пары иностранцев, совершивших «террористическую атаку на Музей Терракотовой армии». Проходя через металлоискатели, они беспокоятся, что какие-то невидимые чипы поднимут тревогу,
– Пошли, моя сладенькая, нужно торопиться! – говорит Яго, старательно разыгрывая роль бойфренда.
– Иду, иду! – капризно отвечает Сара, подыгрывая ему. – Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты называешь меня сладенькой, Кексик!
Кристофер слышит, как в толпе переговаривается по-английски какая-то парочка. Интересно, думает он, кто они? Куда направляются, счастливы ли, влюблены ли также, как он? Он даже не узнает ее голоса.
Кто Богу, как муж в бою, проиграл,Тот в конце концов превозмог.Там, где молний свет, я меч обнажал,Но всегда одинаков итог:Кого Господь в бою поражал,Тот в конце концов превозмог.Элис Улапала
Китай, Чэнду, склад фабрики париков «Фэшн Юэроп»
Элис смотрит сквозь грязные, мутные окна. Она видит Шари, ссутулившуюся на своем стуле, окровавленную, избитую. На одной руке – профессионально наложенная повязка. Похоже, один палец отрублен. Пальцы вокруг обрубка свободны, хотя наверняка болят. Хараппанка спит. Как она ухитряется спать под эту дьявольскую какофонию звуков, Элис не понимает. Возможно, Шари потеряла сознание от побоев или от обезвоживания, или от истощения. А может быть, от всего сразу. Или, быть может, она уже мертва.
Элис закрывает глаза и прислушивается. Переносит свое сознание в комнату. Сосредоточивается на дыхании Шари. Взывает о помощи к Матерям и Отцам, Братьям и Сестрам, ко всем родам Земли.
И слушает, слушает, слушает.
Шари и вправду спит. Ей снится что-то приятное. Зелень… чей-то смех… Все пытки, которые она перенесла, схлынули, как вода после ливня. Девушка словно не чувствует ничего из того, что сделали с ней Байцахан и его приспешники. Словно ее сознание может отделяться от тела. Благодаря этому Элис и сумела отыскать хараппанку С помощью давно забытого дара. Предки Элис умели переносить свое сознание из тела в другие места и занимались этим десятки десятков тысяч лет. Теперь люди ее Линии – единственные, кто умеет это делать. Единственные, кроме существ вроде кеплера 22b, которые пришли к ним из Великого Разлома во времена до начала времен и обучили ее предков этому искусству.
Наблюдая за самоотверженным поведением Шари в автобусе, Элис увидела доброту, и эта доброта ярко сияла в ночи. Элис чувствовала боль Шари, чувствовала, где и когда ей причинили эту боль. Доброта не заслуживает такой боли. Поэтому Элис пришла спасти ее.
Если Элис не суждено победить в Последней Игре, она хотела бы, чтобы победительницей стала Шари. И уж во всяком случае Шари не должна умереть в руках этого ублюдка Байца-как-его-там. Да, Шари стала бы хорошей богиней грядущего человечества.