Вызовы
Шрифт:
– Окей, Глен? Всё в порядке?
– Хммм… – ответил он, не отрывая глаз от шаров.
Словно он её и не слышал. Продолжил нетерпеливо шагать с прикованным к шарам взглядом, казалось, что он следил за ходом игры с глубоким интересом. Но его мысли были очень далеко. Когда последний шар исчез в лузе, Глен схватил Селину за руку, кивком головы подозвал остальных и сказал:
– Всё, пошли. Хочу с вами поговорить!
Брат Тони прервал игру и повернулся к ним.
– Уже уходите? А я хотел вам предложить сыграть в парную!
– Пойдём подышим свежим воздухом, – ответил Глен.
– И правильно, – сказал брат Тони. – Ая
– Это мы ещё посмотрим, кто кому забьёт, – ответил Шоколодный Пирог, похлопывая ракеткой по левой руке. – Давай, какой у нас там счёт?
– Девять – три! – ответил брат Тони.
Глен с друзьями направились к киоску, заказали колу с картошкой фри и уселись под пальмами. Но Глен больше не тратил время на пустые разговоры.
– У меня идея, – сказал он им, закурив сигарету и украдкой оглянувшись по сторонам. – А что, если мы будем бросать обществу вызов, что-то вроде того моего маневра с пакетами денег?!
Катя поперхнулась колой.
– Это как? – спросила она его.
– Вот смотри, летние каникулы мы проводим в безделье. Спим, ходим купаться, приходим сюда, как кучка стариков, иногда идём в Центр… сплошная рутина. Нам нужна небольшая встряска. Что-то такое, что наполнит наши вены адреналином. Начнём выкидывать злые шутки над жителями деревни, что-нибудь, требующее смелости при выполнении, и заставим всех удивляться и ломать голову. Всё секретно. Ну, что скажете?
– Мне нравится! – тут же, не раздумывая, сказал Курт. – Я готов спланировать шутку намного круче твоей!
– А вы что скажете? – повернулся Глен к оставшимся троим.
12
Но остальные трое так и не успели ничего сказать, потому что за ними неожиданно появился Шоколадный Пирог, одной рукой толкая горный велосипед, а в другой держа бутылку газировки!
– Сегодня ни одной не выиграл, – сказал он, пододвигая пластиковый стул и садясь рядом. – Брат Тони сегодня был в форме. Что пьёте? Колу? Не, для меня она слишком сладкая. Пробовали “Горький лимон”? Классная штука! Когда пойдём купаться под Башней? Прикупил тут себе клевые очки и ласты. Последнее время увлёкся плаваньем под водой и на прошлой неделе поймал вот такого осьминога! Офигенный! Любите осьминогов? Слушайте, какого чёрта вы такие притихшие? Как пять статуй!
Ли Шоколадный Пирог был пакистанским или индийским парнем. На самом деле, никто толком и не знал. Он до сих пор учился в седьмом классе, потому что остался на второй год, но был очень высоким. Приятели в Центре, а также одноклассники его дразнили, потому что он был пакистанцем (или ещё там кем) и усыновлённым. Но Ли Шоколадный Пирог, словно никогда и не обижался. Всегда смеялся, оголяя два передних зуба, которые тоже были будь здоров, и продолжал шутить вместе с ними.
– О чём вы говорили, пока я не пришёл? – спросил он. – По-моему, я слышал, как Курт упомянул какую-то злую шутку. Однажды мой отец знаешь что сделал дяде, когда они были маленькими?
– Мы говорили о том, что пристают тут всякие зануды! – оборвал его Курт.
– Ага, значит вы говорили о Дастине, ха, ха, ха! – И два передних зуба выглянули посмотреть, что происходит.
Глен поднялся.
– Пошли! – сказал он.
И Ли Шоколадный Пирог остался один с “Горьким лимоном”, горным велосипедом и пятью пустыми стульями.
13
Соседский
– Глену и всем остальным хочу показать, что, хотя я и девушка, ну ты понимаешь, у меня нет фигуры Дженифер Лопес, но зато я им докажу, что обладаю смелостью не хуже их всех.
Катя поставила пустой стакан на прикроватную тумбочку, села на корточки и стала ласкать Скотча. Голова у нее шла кругом. А если они попадутся? Её старшие сёстры так начнут изгаляться над ней, «ботанкой»! И больше всех Шарлин. Она не могла и шага ступить, чтобы та к ней постоянно не придиралась по всяким пустякам. Кататя очень ждала, чтобы Элисон вышла замуж и её бы терпел Джейсон. Так по крайней мере она бы избавилась от одной из них, потому что и у Элисон тоже были свои недостатки. Она очень походила на Шарлин в подколах, встреванию не в свои дела, изощрённых придирках, которые не прекращались, пока она не увидит закипающие на глазах Кати слёзы. Единственным прибежищем была её комната, хотя и очень маленькая, скорее подходящая для кладовки. Но зато там она могла спрятаться от их колкого языка. Она переставала обращать внимание на их пустозвонство и пыталась войти в свой тайный мир. Но это удавалось далеко не всегда. У Шарлин была привычка внезапно к ней заходить то за ручкой, то за конвертом. Однажды она её застала за записями в дневнике. Вырвала его из рук и побежала искать Элисон.
– Смотри, что тут есть, Элисон. Нашёлся «Дневник Анны Франк».
Затем, голосом старого проповедника, стала читать:
«Дорогой дневник, я желаю, чтобы ты со мной разговаривал так же, как и я с тобой, каждый день. Со мной никто не общается. Никто не обращает на меня внимания!»
Элисон обнажила аккуратный ряд белых и ровных зубов, разве что, может, верхние клыки были слегка длинноватыми. Она тоже хотела внести свой вклад. В самый разгар громкого смеха и кривляний она выхватила дневник из рук Шарлин, открыла первую попавшуюся страницу и стала читать:
«Сегодня в школе нам показали фильм про аборт. Никогда и не думала, какая это страшная вещь. И тут не знаю, что со мной произошло. Почувствовала, как к лицу подступил сильный жар, и мне стало плохо. Мисс Кутайар вынуждена была меня вывести. Мне было так стыдно!»
Потом Элисон захлопнула дневник и принялась паясничать:
– Молодец, какая бесстрашная наша ботанка! Да она ещё у нас станет гинекологом!
И, изгаляясь пуще прежнего, Элисон и Шарлин стали перекидывать друг другу дневник и ухохатываться над ней как над дурочкой, прыгающей между ними и пытающейся его отобрать, а они тем временем напевали: «Ботанка-Ботанкаа», под музыку Барни. И если бы её мать не поднялась наверх посмотреть, что там за крики, они бы точно ей никогда не отдали дневник.
В тот день, прижав к груди этот дневник, она побежала на крышу, спряталась под стеной лестничного колодца и с зарёванными глазами стала вырывать из него листы. Потом порвала каждый лист на мелкие кусочки, бросила всё в мусорный мешок и спустилась выбросить его в бак на углу. Сама во всём виновата. Ей никогда не следовало заводить дневник, зная, что с Шарлин и Элисон у неё не может быть никакой личной жизни. Не дай бог, нашли бы страницы о Джастине Тимберлейке. Все знали, как она им была увлечена, но никто и не подозревал, что она писала ему стихи, разговаривала с ним и клялась, что даже через сто лет она точно никого, кроме него, любить не будет.