Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса

Кропоткин Петр Алексеевич

Cornish («Animals at Work and Play») дал несколько примеров игр среди молодых млекопитающих, как например, ягнят, которые до страсти любят играть во «Все за мной» и в «Я — хозяин дома» (я тоже видел не раз эту игру в Англии), а также их страсть к скачкам с препятствиями. Молодые лани любят играть в «Лови меня», причем толчок дается мордочкой. Кроме того, массу примеров таких игр у животных можно найти в превосходной работе Karl Gross'a, «The Play of Animals» («Игры животных»).

8. Оранг-утаны были некогда более общительны

Из работы проф. Эдуарда Беккари, итальянского ботаника, странствовавшего в Сараваке (Борнео), видно, что местные дикари жестоко истребляют оранг-утанов при помощи своих тонких ядовитых стрел, выдуваемых через длинную трубку, человеком, спрятанным в засаду. Немудрено, что при таких условиях

оранг-утаны предпочитают вести одинокую жизнь, но есть факты, указывающие на то, что прежде оранг-утаны не были чужды общительности, так как, даже теперь, они собираются иногда небольшими группами, когда поспеет фрукт дуриана. «Лучшая пора для охоты за орангутанами, — пишет Беккари, — это когда фрукт созреет. Тогда их легко находить по пяти, шести, или более, на одном дереве. В ту пору, когда я был в Маропе, маи (т. е. оранг-утаны) бродили по лесам в поисках за пищею, и не легко было найти их, особенно нескольких вместе. Все-таки я видел восьмерых в один день, из них четырех — на одном дереве». Даже разновидность тяпинг, которой меньше, чем разновидности касса, появляется группами, и даяки говорят, что многие из первых видны бывают около сел, когда поспеет дуриан («Странствование в больших лесах Борнео», англ. издание, стр. 204).

Беккари видел также множество их гнезд, или логовищ. «Слово гнездо, — пишет он, — совершенно приложимо к их постелям или местам для отдыха, которые они приготовляют себе на деревьях, в тех местах, где селятся на время. Они делают логовище из ветвей, наломанных у данного дерева и сложенных в том месте, где это дерево широко разветвляется надвое. Не видно никакой попытки хорошенько убрать эти ветви или сделать навес. Просто сделана платформа, на которую животное может лечь. Гнезда оранг-утанов, которые я видел, очевидно, были для одной особы. Быть может, пара и строит себе более удобное логовище, но я не нашел ничего, указывающего на домашние привычки у этих обезьян» (стр. 143). Впрочем, для своих фуражировок оранг-утаны иногда сходятся по несколько.

9. Препятствия избыточному размножению

Hudson, в превосходной своей книге, «Naturalist on the La Plata» (глава III), приводит очень любопытные сведения о внезапном размножении вида мышей и о последствиях этой «волны жизни».

«Летние месяцы в 1872 и 1873 году, — пишет он, — отличались обилием солнечного света и частыми, кратковременными дождями, так что в диких цветах не было недостатка, как это бывало большею частью в предыдущие годы». Сезон был очень благоприятен для мышей, и «эти плодовитые маленькие создания вскоре появились в таком изобилии, что собаки и коты питались почти исключительно ими. Лисицы, ласки и опоссумы питались ими до пресыщения; даже насекомоядный броненосец (armadillo) принялся за охоту за мышами. Домашняя птица превратилась в хищную», а «желтые тираны» (Pitangus)и кукушки Guiraохотились исключительно за мышами. «Осенью появилось бесчисленнее количество аистов и короткоухих филинов, с целью участвовать в общем пире. Вслед за тем наступила зима, с продолжительной засухой; сухая трава была съедена или обратилась в пыль, и мыши, лишенные убежища и пищи, начали вымирать. Коты возвратились по домам; странствующий вид короткоухих филинов улетел; а маленькие, прячущиеся по норам филины отощали до того, что едва могли летать и „весь день держались вблизи жилищ, надеясь поживиться каким-нибудь случайным куском“. В ту же самую зиму погибло невероятное количество овец и рогатого скота, в течение одного холодного месяца, следовавшего за засухой. Что же касается до мышей, то, по словам Hudson'a, „после этого великого истребления едва осталось самое небольшое количество мышей, выживших все невзгоды, чтобы продолжить вид“.

Вышеприведенный пример имеет еще особенный интерес потому, что он показывает, как на равнинах и плоскогорьях внезапное размножение вида немедленно привлекает его врагов из других частей равнин, и как виды, лишенные защиты, доставляемой общественною жизнью, неизбежно должны стать добычей этих врагов.

Нечего и говорить, что не на таких кратковременных периодах внезапного размножения и последующей борьбы за существование строилась эволюция животных форм, тем более прогрессивная.

Тот же самый автор дает другой превосходный пример из своих наблюдений в Аргентинской республике. Одним из распространенных там грызунов был „койпу“ (Myopotamus coupu) —

похожий по наружному виду на крысу, но величиной не меньше выдры. По своим привычкам это — водяной зверь, отличающийся большою общительностью. „Однажды вечером, — пишет Hudson, — все они плавали и играли в воде, разговаривая между собой путем странных вскрикиваний, которые звучали как стоны и вопли раненого, или страдающего человека. Меха „койпу“, которые обладают нежным мехом под длинными грубыми волосами, одно время вывозились в больших количествах в Европу; но около 60 дет тому назад диктатор Розас издал указ, воспрещавший охоту за этими животными. В результате животные эти размножились в необычайном количестве и, оставив свои водные привычки, стали жить на суше и совершать переселения, появляясь везде в больших количествах в поисках за пищей. Внезапно на них напала какая-то таинственная эпидемия, от которой они погибли, и в настоящее время почти все вымерли“ (стр. 12).

Истребление человеком, с одной стороны, и заразительные болезни — с другой, являются, таким образом, главными задержками, препятствующими размножению видов, а вовсе не конкуренция при добывании средств к существованию, которая может совершенно отсутствовать, а когда существует, то до некоторой степени избегается переселениями или переменою пищи.

Факты, доказывающие, что области, пользующиеся гораздо более благоприятным климатом, чем Сибирь, все-таки отличаются в равной мере недостаточной населенностью, могут быть приведены в изобилии. Но в хорошо известном труде Бэтса („Натуралист на Амазонке“) мы находим, что то же можно сказать даже о тропической области на берегах реки Амазонки.

„Действительно, — пишет Bates, — здесь имеется большое разнообразие млекопитающих, птиц и пресмыкающихся, но они рассеяны на большом пространстве и чрезвычайно пугливо относятся к человеку. Вся эта область настолько обширна и так однообразно одета лесом, что лишь через большие промежутки можно видеть животных в изобилии, когда последние находят какое-либо место, более привлекательное по сравнению с остальными“ („Naturalist on the [River] Amazon[s]“, 6-е изд., стр. 31). To же самое я писал об Олёкминско-Витимской тайге и Витимском плоскогорье.

Этот факт тем более поразителен, что бразильская фауна, бедная млекопитающими, далеко не бедна птицами, и бразильские леса могут доставить достаточно пищи для птиц, как можно видеть из предыдущей цитаты о сообществах птиц. Но, несмотря на это, леса Бразилии, подобно лесам Азии и Африки, не только не страдают перенаселенностью, а скорее отличаются недостаточным животным населением. То же самое справедливо и относительно пампасов Южной Америки, о которых Hudson замечает, что они вызывают удивление тем, что на такой обширной территории, покрытой травой и так приспособленной для обитания травоядных животных, встречаешь только один вид маленьких жвачных. Как известно, в некоторой части этих прерий теперь пасутся миллионы овец, рогатого скота и лошадей, разведенных человеком. Птиц в пампасах мало, и по количеству видов, и по их численности.

10. Приспособления во избежание борьбы за существование

Множество примеров таких приспособлений можно найти в трудах всех натуралистов, изучавших жизнь животных в дикой природе. Одним из таких примеров, очень интересным, может служить волосатый броненосец Armadilla, о котором W. Н. Hudson говорит, что „он избрал подходящий для себя образ жизни и вследствие этого процветает, в то время как его сородичи быстро вымирают. Пища его отличается чрезвычайным разнообразием. Он охотится за всякого рода насекомыми, открывая червей и личинок, находящихся на глубине нескольких дюймов под почвой. Он очень любит яйца и птенчиков; питается падалью так же охотно, как ястреб; а если случается недостаток в животной пище, он довольствуется растительною диетою — клевером и даже зернами кукурузы. Поэтому, в то время как другие животные голодают, волосатый броненосец всегда жирен и энергичен“ („Naturalist on the La Plata“, стр. 71).

Приспособляемость пиголицы способствует чрезвычайно широкому распространению этого вида. В Англии пиголица „чувствует себя среди распаханных полей так же дома, как и в диких местностях“. А про хищных птиц Ch. Dixon говорит в своей книге „Birds of Northern Shires“ (стр. 67), что „разнообразие пищи является еще в большей степени общим правилом у хищных птиц“. Таким образом, мы узнаем от того же самого автора (стр. 60, 65), что коршуны британских болот питаются не только маленькими птичками, но также кротами и мышами, лягушками, ящерицами и насекомыми, в то время как меньшего размера соколы питаются большею частью насекомыми».