Взгляд из угла
Шрифт:
Главное - верность. Верность делу. Дело Ленина - труба. Но и дело Миллера, если разобраться, - тоже труба, причем неиссякаемая, про вид снаружи вообще молчу.
Там будет бассейн, старуха! В одной из полостей этого пещеристого тела. И каток! И черт в стуле!
Кружок макроме для риэлтеров, а для охранных структур - курсы кройки и шитья. Одним словом, культурно-коммерческий сексуально-нефтяной Ух-ты-центр.
А лично тебе вообще предназначено самое зашибись: в любую бессонную (но безоблачную) ночь ты со своей окраины сможешь любоваться профилем его, так сказать, вертикального устья в разноцветной световой оболочке
Вообрази: эта штука будет декорирована под Ниеншанц - уничтоженную шведскую крепость: на радость туристам из Скандинавии, назло императору Петру.
Тут большая хроногеобензополитика - а ты про какой-то там скверик. Снявши голову, глупая старуха, по скверику не плачут. А давши слово Миллеру - держись. Бери пример с дамы в стразах.
Короче: победил, как всегда, нерушимый блок обманщиков и обманутых. Только интересно, что первые проявили такую же неслыханную простоту, какой испокон отличались вторые. Миллионы зеленых потрачены на вранье про жалкие несколько рублей.
А то ли еще будет. Идеология впала в стыдливый ступор: неудобно ей перед пролетариатом, что она так пылко ублажает капитал. Отсюда все эти воздушные поцелуи по ходу акта.
Серый Волк, прячась под одеялом от Красной Шапочки, стесняется вот так, сразу признаться, для чего ему такие большие зубы. Кроме того, в брюхе у него неприятно бурчит недопереваренная Бабушка. Тут не до философии, прямота же вообще неуместна. Показаны гутталакс, эспумизан, активия, отвар чернослива, партийные списки, стабильность.
26/3/2007
Остров РЛ: эпилог
Ровно сто лет со дня рождения Лидии Чуковской. Это такая станция, на которой полагается выправить умершему писателю подорожную в будущий век и зарегистрировать его багаж: достижения, открытия, заслуги.
А также украсить зал ожидания медальоном, выполненным из позолоченного марципана. Через 25 лет либо через 50, если вспомнят - заменят на что-либо попрочней.
С Лидией Корнеевной все такие манипуляции не проходят.
Во-первых, она, хотя жила долго и написала много, к читателям была допущена лишь под конец. Ее книги еще не обдуманы страной как следует - что, кстати, по стране и видно.
Кроме того, даже не исключено, что существует - и пока известно лишь отчасти - такое произведение Лидии Чуковской, благодаря которому люди рано или поздно поймут ее лучше, чем понимают сейчас, и полюбят сильней. Это, конечно, ее Дневник - ежедневный за много-много десятилетий. Как я себе представляю, протокол сердца, разрезающего темное время. Песнь погибающего пловца.
Во-вторых, что бы ни случилось со страной, с человечеством, с литературой, со всеми остальными сочинениями Лидии Чуковской, - повесть под названием "Софья Петровна" навсегда останется необходимой вещью для каждого и любого, кому хотелось бы понять, как устроена жизнь.
В-третьих, никакая разновидность добродушия - юбилейная в том числе - тут неуместна, и не дождетесь.
Помните - в записях Л.К. о Пастернаке: ночь, метель, встреча на улице дачного поселка, случайный разговор, и Пастернак - не важно сейчас, про чью прозу: поначалу показалось - прекрасная, но читаю дальше - обычное добродушие. "Конечно, если убить всех, кто был
(Был у Лидии Корнеевны такой, среди прочих даров, и такой, удивительный: при ней - то есть вообще-то ей, обращаясь именно к ней, - говорили страшно важное. И она ничего не пропустила.)
Так вот, как раз добродушия в Лидии Корнеевне не было ни грамма. Она была человек неистовых страстей. Из которых главной, конечно, была страсть к гениальности.
Обстановка детства внушила ей, будто гениальность и есть норма. Что вы хотите: пятилетняя, например, заучивала "Облако в штанах" с голоса автора. Маяковский бродил по куоккальскому пляжу, к обеду приносил Чуковским сколько-то новых строк. И Лида, говорят, однажды потрясла родителей, декламируя: "И выбласывается, как голая плоститутка, из окна голясего публицного дома..."
Четырнадцати лет сиживала на сборищах "Серапионовых братьев", и так далее. Короче, про таких людей, как, допустим, Блок, или Зощенко, или ее отец, она привыкла думать, что примерно так должны вести себя все.
Постоянно трудиться и никогда, никогда не хитрить. Плюс аллергия на пошлость.
И крайне серьезное отношение к словам.
Потом ей посчастливилось участвовать в грандиозном утопическом проекте Маршака - новая детская литература: если все научатся читать, и при этом каждый от младых своих ногтей будет читать только высококачественные тексты, то возникновение глупцов, не говоря о негодяях, считайте, предотвращено. И практический редакционный опыт внес поправку: пусть люди и тексты гениальны не все, но все могут быть спасены от пошлости - точностью. Фактической, психологической, грамматической. У всего на свете имеется идеальное словесное отражение, надо только его найти - получится правда. Требующая, опять-таки, крайне серьезного отношения к словам.
С этими-то, значит, идеями Лидия Корнеевна и встретила 1937 год. Ими поверяла, так сказать (как алгебру - гармонией), дальнейший славный ход событий.
Видение разбитого пулей человеческого затылка преследовало ее. И недоумение. И нестерпимый стыд за современников. И омерзение к образовавшейся прямо у нее на глазах новой породе - или касте - или классу: к ГБ. И неутолимое презрение к ее жирующим лакеям - сов. пишущей братии.
"Если бы кто-нибудь узнал, что я переношу каждый день, - сначала он очень удивился бы, а потом, вероятно, не понял бы, как это можно выносить. Я сама иногда удивляюсь и думаю - "как"? Откуда берутся силы? И потом догадываюсь, что оттуда же - от стихов NN , от всех стихов, от самой NN, от памяти о Мите, о Шуре, Тамаре, Зое, М.Я. Только память о "Горных вершинах", только вера в их существование, в их жизнь, могут сохранить жизнь мне под ежедневным натиском самоуверенной глупости.
И, конечно, любовь к Люше".
Жила практически в подполье, невидимкой - "как стакан, закатившийся в щель". На самом деле - как интернированный посол - чрезвычайный и полномочный - республики (затонувшей, островной) Русская Литература. В государстве с идеологией противоположной. Отменившем презумпцию человеческого достоинства.
Каждый день Лидия Чуковская составляла отчеты - и отсылала на свою несуществующую родину. Сообщала Герцену и Салтыкову (и чтобы дали знать Пушкину с Некрасовым), как обстоят тут дела. Каких успехов добились террор, цензура и пропаганда в деле развращения широких народных масс.