Взгляд на жизнь с другой стороны
Шрифт:
Подсчет пульки совершался один-два раза в неделю на птичьем базаре.
Выяснилось, что голуби бывают трех основных видов, не считая диких: 1) черно-белые с длинным клювом и голыми ногами (цена им была от десяти до пятидесяти копеек); 2) цветные или чисто белые с коротким клювом и лохматыми ногами, турмана (их цена – от трех рублей и выше) и 3) прочие (почтовые, декоративные…), которые нас не интересовали.
Поймать чужого турмана было очень заманчиво. Ему можно было связать крылья и оставить себе – они очень красивы в полете, турманами их назвали за пристрастие к кувыркам
Птичий базар собирался ранним утром возле городского рынка. Не смотря на свою любовь к утреннему сну, я с удовольствием подымался вместе с Юркой. Мы шли с голубиными корзинами по пустым старым улочкам с умытыми росой, прилепившимися друг к другу деревянными домиками. Совсем не слепящее еще низкое Солнце мелькало в листах деревьев. Незабвенная тихая радость летнего утра и предвкушения.
Как бы рано мы не выходили, никогда не приходили первыми – на базаре уже формировались ряды. Мы редко стояли на месте, интересней было ходить – других посмотреть и себя показать. У чужого иногда находился прежний хозяин, но никакой скидки ему не полагалось, хочешь вернуть – плати. Торговался, в основном, Юрка, я же был дюже простый. Спрашивающему о цене он говорил примерно так:
– Четыре с полтиной, как отдать… – при этом слегка задирал нос и раздувался от важности.
Что такое «как отдать»? Я не понимал и плохо понимаю до сих пор. Юрка попугайничал от других продавцов. Наверно это означало готовность скинуть полтинник в случае чего. Но для этого покупатель должен был найти дефект, а это не всем удавалось. На базаре были свои асы, но их уже знали и обычно голубей им в руки не давали – всю торговлю испортит. Однако попадались лохи или грузины.
Грузинами называли всех кавказцев, торговавших на рынке по большей части фруктами и вином. Самая выгодная сделка всё-таки, не смотря на бессеребрянничество и простоту, была моя. Мы тогда уже собирались домой. Юрка куда-то ушел, а я стоял, его ждал, с оставшимся в корзине щекастым голубком, которого не взяли и за гривенник. Подошли два грузина. Они бы, скорей всего, прошли мимо, но я неловко двинул корзину и зацепил одного из них. Он не обиделся, а заинтересовался, долго смотрел на жалкого голубка, потом уставился на меня и спросил:
– Зачем птичку мучаешь?
– Продаю…
Второй попытался его увести. Не смотря на утро, от них явственно попахивало вином. Этот оказался упрямым и не уходил.
– Сколько стоит этот птичка? – и достал из заднего кармана брюк пучок свернутых денег, размером с сигаретную пачку. Я столько денег вместе еще никогда не видел. Ну и обнаглел:
– Пять рублей, – говорю и, подумав, добавил, – как отдать!
Грузин, молча, вытащил из пачки синенькую и отдал мне. Я достал из корзины и передал ему голубя. Он высоко подбросил его в воздух и вальяжно удалился. Показуха – одно из самых слабых мест кавказцев.
Примерно в это же время на рынке обосновался зверинец. На зверей было жалко смотреть – они мучились на жаре в маленьких клетках на колесах.
После очередной продажи голубей здесь же, возле рынка я попал в кино на только что вышедший фильм «Айболит-66». Сначала разочаровался, пока по экрану бродили и что-то пели клоуны, но остальное оказалось совершенно потрясающим. Я такого кино еще никогда не видел. Одного просмотра мне не хватило. Никто из приятелей моего восторга не разделял, и я ходил в кино один еще дней десять подряд, пока фильм не сняли с просмотра.
С Тульским рынком у меня связаны еще два воспоминания. Это было уже году в 68-м. Я немножко поторговал свининой в мясном ряду. Вообще-то торговал дед, а я немного помогал, пока ему надобилось отходить. Поскольку я торговал мясом единственный раз в жизни, этот прилавок живой картинкой стоит у меня перед глазами.
Игра во взрослую жизнь.
У меня образовался лишний рубль, и как серьезному взрослому человеку мне необходимо было его пропить. На рынке была грузинская винная палатка, маленькая, деревянная, похожая на шестигранную афишную тумбу. Там сидел усатый, слегка выбритый человек и наливал вино по двадцать копеек за стакан. Даю двугривенный – получаю стакан, пью. Честно говоря, я пил сухое вино первый раз в жизни и эффект получился примерно такой же, как с пивом в Сандуновской бане – мне не понравилось. Я сморщился и вернул пустой стакан.
– Что? Нэ хароши?
Я достал еще двугривенный и сказал, что возьму еще стакан, если он нальет хорошего. Грузин хлопнул по прилавку ладонью.
– Вай! Молодэц! Панимаешь! – и нацедил мне вина из какого-то дальнего краника.
– Это ж другое дело! – я соврал, конечно, особой разницы я не почувствовал.
– Падажди, дарагой, – в этот раз он совсем уж залез куда-то глубоко, так, что из-за прилавка была видна только его задница, – На дарагой… пей так, дэнег нэ надо!
Я накачался вином так, что возвращаться к деду уже было стыдно, и я ушел гулять и проветриваться.
Примерно в то же время я начал курить. Никакой внутренней потребности не было, но нужно же было выглядеть матёрым. Я купил пачку «Лайки». Были такие кислые, невкусные сигареты, но с фильтром. Я забрался в малину и закурил, стараясь глубоко затянуться. Было плохо и противно, но нужно же. Через неделю-другую привык.
Кстати, о свинине. Она появилась случайно, верней внепланово. Свиней обычно режут к Казанской или, как тогда говорили к Ноябрьским. Я в это времяв Москве учился в школе, к деду приезжал только летом и пару раз на зимние каникулы. А тут свинья загуляла.