Взгляд Сатаны
Шрифт:
И бил тиран тирана.
Нелепо, словно бы двуликий Янус,
Чьи лица-чашечки весов,
Задумал бы столкнуть себя с дивана...
И гордое свое стальное Имя
Ему в то утро было не поднять.
Скорей Чугунин, Деревянин или Дерьмин,
Грудь-вымя...
Повернуть бы вспять хотел Рябой,
Но яростное время
Не Рубинштейн, не Рабинович и не Радек,
Которых можно драть за бороды и пейсы,
И, как ковбой кобылой,
Тыча сзади огромной
На любые рельсы переводить жидовскую
Упрямость.
Какая жалость - время не еврей,
Или какая там ни будь национальность...
– Но что же дэлат?
Кто бы подсказал. Не ждал Пахан такого
поворота,
Как будто гол забил в свои ворота.
– Что дэлат?
Если 6 знал кто и посоветовал,
То всяческих наград и почестей бы
Удостоен был.
Вновь отвлечемся... Про награды эти
Пока я не забыл, поговорим.
Медали всех мастей известны всем,
Я не про них, хотя душой горим
Их получить... Все бренно в Поднебесной...
Один охранник раз засел в кустах
У дачи, где в купеческом застолье,
Неистовый Виссарионыч праздновал
(Чтоб страх не мучал, охраняли)
Двадцатилетье выхода подполья наверх.
Вина отведав разного,
Хозяин вышел, подошел к кустам,
(Охранник наш сидел неслышно там, как мышь),
Неторопливо расстегнул ширинку
(Воин не дышал) и помочился.
А охранник потом взахлеб хвалился,
И голову промакивал холстинкой:
– САМ обоссал!
– Что дэлат?
Но нет худа без добра,
И страх порой бывает нам полезным:
Страдал запорами Народов Друг и Брат -
Был облегчен медвежею болезнью.
И, сидя на бурлящем унитазе,
В безвременьи, без мира, без войны,
Иосиф, не отец, Пахан Христа-народа,
Которого он без вины распял,
Все теребил усы - подобие моста
Из тридцать третьего и дальше,
Двадцать лет без пересадки
И права переписки
..а был ли мальчик?..
Подобием осадка на дне тюремной миски
Лежала мысль:
– Что дэлат?
Ждал грузинский славянин, Ну, а точнее, обрусевший хачик.
– Одын, одын, одын, совсем одын!
А сердце прыгало в груди, как мячик,
От горла прямо в Сапоги,
Те самые, блестящие от слез,
Хрустящие, как будто пироги.
Тут стоит нам отвлечься вновь
От горьких закавказских грез...
Ильич носил всегда везде ботинки.
Не тот Ильич, кто был такой герой,
Что звездочками, как коньяк, увешан,
А тот, что с букваря картинки
Смотрел. Потом с десятки, сотки, двухсотки,
Умерший
Так тот Ильич и летом, и в зиме
Форся в ботинках, выбирал дорогу.
Он знал высоким (до затылка) лбом,
Что иногда в обход пойти не вредно:
Чуть что - и не помогут...
Коба - в сапогах шел напролом,
Насвистывая "Сулико" победно.
И вот - нарвался...
– Что дэлат?
Через две недели народ дождался;
Перед микрофоном
Он на ногах, но голос на коленях.
"Будэт враг разбит?.."
Конечно будет, дорогой батоно!
Под Ельней, под Орлом он будет бит.
"Гремя огнем, пылая блеском стали..."
И будет супостат от нас бежать.
Но только в бой ведь шли не с криком:
"Сталин!"
А с чем-то крепче, вроде
"Твою мать!"
Отравится обидчик и истлеет,
Вонюче-керосиново чадя.
Тебе, батоно, восемь долгих лет,
Как восемь жизней, впереди чернеет.
Уже горят под сковородкою дрова.
Эй, чернокнижник!
Знай, что околея,
Недолго чучелом вторым быть в Мавзолее
Вах! Вах!
Прошло уже почти что сорок лет.
Кто на обочине... И "фордов" вереница,
И солнце на колесах, будто блицы,
Нет, нет, да и мелькнет в стекле портрет
И в телевизоре под вечер.
Какая встреча!
Как узнать Родных Знакомых Черт,
Нет, я не обманулся!
– Адольф Виссарионыч Пиночет! Ура!
Вернулся!
Я сплю?
Или проснулся?...
***
Хочу сгореть –
Распните, как Христа.
Не полететь
Мне, обезьяне без хвоста.
Не расскажу
Всего, что на душе.
Не покажу
Души, подобной вше.
Остановить
Не сможешь этот бег.
Нельзя любить
В наш сумасшедший век.
***
И.В.Ф.
Глянь на себя –
В потных руках
Млеешь
Секс – не любовь
Ты не горишь –
Тлеешь
Стон твой в ночи –
Стереозвук
Слышен
Как ни кричи
Разум твой друг –
Тише
Утро придет
На каблуках –
Шалость
И не найдет
В карих глазах
Радость
***
Взгляд сквозь пламя свечи –
Улыбка-загадка
Поцелуй чуть горчит
Немыслимо сладкий