Взгляд тигра

Смит Уилбур

– Теперь понятно, почему вы накинули мне пять сотен долларов, босс, – пошутил Анджело.

Охранник обругал его и двинул прикладом по лицу. Анджело вытер кровь, размазав по подбородку, и никто больше шутить не пытался.

Матросы крушили все подряд. Под предлогом обыска взламывались незапертые ящики, срывалась панельная обшивка. Кто-то наткнулся на бар со спиртным, и, хотя там была всего пара бутылок, все шумно обрадовались. Они чуть не передрались из-за выпивки, как чайки из-за тухлятины, а затем деловито и нагло растащили припасы на камбузе.

Криков, ругани и бессмысленного вандализма меньше не стало даже после того, как их командир

отважился на опасное путешествие и с помощью четырех подчиненных рискнул преодолеть шесть дюймов пустого пространства, отделявших катер от «Плясуньи». Тяжело сопя и отдуваясь, он пересек кокпит, пригнулся на входе в кают-компанию и перевел дух.

Таких огромных людей мне прежде видеть не доводилось – чудовищный толстяк ростом шесть футов шесть дюймов, не ниже. Распухшее тело обтягивал белый форменный китель, который едва сходился на животе величиной с заградительный аэростат, подмышки промокли от пота. Вся грудь – в сверкающих орденах и медалях, среди которых красовался Военно-морской крест США и награды времен Первой мировой. Голову, смахивающую на черный начищенный железный котел, в каких его соплеменники варили миссионеров, венчала фасонисто сдвинутая набекрень морская фуражка, щедро обшитая золотым позументом. Тяжело и шумно дыша, он промокал пот, рекой струившийся по лицу, и таращил на меня выпученные глаза.

Туша медленно раздувалась, становясь все больше и больше. «А не лопнет?» – подумал я. Фиолетово-черные губы толщиной с тракторные покрышки раздвинулись, и неимоверной мощности звук вырвался из розового кратера глотки.

– Молчать! – взревел он.

Мародеры мгновенно стихли и замерли как замороженные – один, собравшийся рушить панельную обшивку позади бара, так и застыл с занесенным прикладом.

Переваливаясь, великан сделал несколько шагов, заполнив собой всю каюту, и медленно опустился на мягкое кожаное сиденье. Он еще раз промокнул пот, посмотрел на меня и расплылся в обезоруживающей улыбке, открыв ряд крупных, безупречно белых зубов, – так улыбается самый закадычный друг или наивный младенец. Глаза почти утонули в складках черной лоснящейся кожи.

– Поверьте, мистер Флетчер, я искренне рад знакомству. – Голос глубокий, мягкий и доброжелательный, произношение аристократическое, усвоенное скорее всего в престижном британском университете. По-английски он говорил лучше меня. – Я столько лет ждал нашей встречи.

– Вы очень любезны, адмирал. – При такой-то форме он никак не мог быть ниже чином.

– Адмирал… – со вкусом повторил гигант и рассмеялся, заколыхав огромным животом. – Подумать только! – Силясь отдышаться, он широко раскрыл рот и набрал в себя воздух. – Увы, мистер Флетчер, вас ввел в заблуждение внешний вид. Я всего лишь скромный капитан-лейтенант. – Великан слегка приосанился, потрогал награды, поправил козырек фуражки.

– Очень жаль, капитан.

– Нет-нет, мистер Флетчер, не расточайте свое сочувствие. Власти у меня предостаточно. – Он помолчал, глубоко дыша и вытирая вновь проступивший липкий пот. – Кого надо – казню, кого хочу – милую, можете мне поверить.

– Охотно верю, сэр, – совершенно искренне произнес я. – Пожалуйста, не трудитесь меня убедить.

Он снова захохотал, едва не задохнувшись, отхаркнул и сплюнул на пол что-то большое и желтое, потом продолжил:

– Вы мне нравитесь, мистер Флетчер, определенно нравитесь. Думаю, все дело в чувстве юмора. Мы, похоже, станем близкими друзьями. – У меня были сомнения на этот счет, но я заискивающе улыбнулся. – В знак моего

к вам расположения, обращайтесь ко мне по имени – Сулейман Дада.

– Благодарю вас, Сулейман Дада, а вы зовите меня Гарри.

– Гарри, не пропустить ли нам по глоточку виски?

В этот момент в каюту вошел еще один человек: щуплый, как мальчишка, вместо обычной формы колониальной полиции – легкий шелковый костюм, лимонного цвета шелковая рубашка, тщательно подобранный галстук и туфли из крокодиловой кожи. Тонкие светлые волосы зачесаны на пробор, пушистые усики аккуратно подстрижены. Двигался он осторожно, словно щадил больное место.

– Как мошонка, Дейли, не беспокоит? – вежливо поинтересовался я.

Он промолчал и уселся напротив капитан-лейтенанта.

Сулейман Дада протянул огромную черную лапищу, отобрал у одного из своих людей бутылку шотландского виски – часть моих запасов – и жестом велел принести стаканы из разоренного бара.

Разлили скотч, и Дада произнес тост:

– За долгую дружбу и общее благополучие!

Он с явным удовольствием выпил до дна. Дейли и я осторожно пригубили. Дада пил, запрокинув голову и зажмурив глаза, а лишившийся виски моряк попытался вернуть бутылку, стоявшую на столе. Не опуская стакан, командир отвесил ему такую затрещину, что парень отлетел в другой конец кают-компании и с грохотом врезался в развороченный бар. Оглушенный матрос сполз по переборке вниз и сидел на палубе, ничего не соображая. Несмотря на толщину, Сулейман Дада был проворен и чудовищно силен.

Он осушил стакан, наполнил вновь и посмотрел на меня. Выражение лица изменилось – шутки в сторону. Передо мной сидел не клоун, а хитрый, опасный и беспощадный враг.

– Гарри, мне известно, что вам с инспектором Дейли не удалось закончить недавний разговор.

Я пожал плечами.

– Мы все разумные люди, Гарри, не сомневаюсь.

Я разглядывал виски в своем стакане.

– К счастью, разумные. Ибо подумай, что ждет безрассудного человека, оказавшегося на твоем месте. – Дада умолк, с бульканьем пополоскал горло глотком виски и смахнул мелкие капли пота, сыпью усеявшие нос и подбородок. – Что, если придется смотреть на казнь членов команды? Здесь для таких целей используют рукояти мотыг. Это тяжелое зрелище, а инспектор Дейли уверяет, что у тебя с ними товарищеские отношения.

Сидевшие рядом Чабби и Анджело беспокойно заерзали.

– Безрассудный человек может лишиться лодки – ее отгонят в Зинбалла-Бей, а там официально конфискуют. Мне своими руками придется это сделать. – Для пущей убедительности он вытянул вперед руки, которые пришлись бы впору самцу гориллы. – Наконец, безрассудный человек может оказаться в зинбалльской тюрьме, а это, как ты знаешь, политическая тюрьма строжайшего режима.

Все на побережье были наслышаны о тюрьме в Зинбалле. Выйти из нее можно либо покойником, либо безнадежно искалеченным физически и духовно. «Львиная клетка» – так прозвали ее заключенные.

– Сулейман Дада, вы имеете дело с человеком, рассудительным от природы, – заверил я, и он снова рассмеялся.

– Так я и думал. Рассудительных за милю узнаешь. – Он посерьезнел. – Если поторопимся уйти отсюда до начала отлива, из прибрежного протока выйдем еще до полуночи.

– Это можно, – согласился я.

– Покажешь интересующее нас место, мы убедимся, что ты не вводишь нас в заблуждение – в чем лично я ни секунды не сомневаюсь, – и вместе с командой плыви домой на своей драгоценной лодке. А завтра ночью уснешь в своей постели.