Взгляд висельника
Шрифт:
«Может, для тебя этот трудный час и наступил? Поэтому они и хотят быть подальше от тебя», – подумала Влада.
Хрулева дотронулась до рассеченной брови, дернулась от боли и снова взялась за мышь. Перешла в закладки, а оттуда на «Ютуб». Возможно, очередное улетное видео сможет спасти остаток вечера.
Глава 6
Сережа знал, что Артем просто так это не оставит. Он отомстит ему, и непременно прилюдно или, как они это любили, со съемкой на мобильник и выкладыванием в Интернет. Истомин знал о коварстве подобных Артему и Женьке, поэтому весь день был начеку. Марии Горыновны все еще не было, поэтому
– Итак, господа, все вы уже наслышаны об эпидемии, охватившей наш город.
– Мой отец говорит, что так было всегда, просто об этом раньше не говорили, – выкрикнул Стас.
– А это он тебе сказал до того, как выпил? – улыбаясь, спросил Артем.
Весь класс подхватил шутку. Стас обиженно фыркнул и отвернулся.
– Семьдесят процентов из ста – причина этой эпидемии в непонимании, – сказал Вячеслав Андреевич. И дети, будто по мановению волшебной палочки, перестали смеяться.
– Непонимание со стороны взрослых, – продолжил он, когда в классе стало совсем тихо. – Непонимание со стороны сверстников. Непонимание самих себя. И знаете, что я вам посоветую? Начните-ка с себя. Да, да. Не надо винить родителей, учителей и соседа по парте в том, что у вас что-то не удается. Начать с себя – это не значит, что и винить нужно себя. Вы тоже ни в чем не виноваты. Помните? Если ваша мечта не сбылась, это значит, что вы выбрали не ту мечту.
Снова смех, но уже не такой веселый.
– Выбирайте другую, и в путь. Жизнь так прекрасна, а когда ты умеешь мечтать – она совершенна. Мечтайте, и вы поймете, что из-за непонимания не стоит расставаться с жизнью. Только живущий человек может мечтать.
– Стас, тогда ты давно умер, – снова пошутил Скороходов.
– Почему? Я много мечтаю, – обиженно произнес Николаев.
Смех разрядил обстановку. «Почему, когда человек говорит о мечтах и смерти, люди думают о смерти?» – подумал Сережа. Мечникова не выходила из головы. Если то, что сделали с ней эти ублюдки, называется непониманием, тогда ее смерть – просто мечта. Ублюдки. Он посмотрел на Стаса и Артема. На мгновение ему показалось, что они перешептываются и искоса поглядывают на него. Нет, показалось.
– Не понимают вас родители…
Большинство класса заугукало.
– …сядьте, поговорите с ними.
Снова гул. Только если первый раз это был гул одобрения, то сейчас он выражал недовольство.
– О чем? – Стас выкрикнул с места.
– Об этом самом непонимании. Попытайтесь найти общий язык.
– Ага, я с батей давно его нашел, – Стас вольготно развалился на стуле, будто разговаривал не с директором школы, а с Нелькой из «В» класса. – У нас с ним как в анекдоте.
– Не поделишься? – Вячеслав Андреевич встал со стула, обошел стол и присел на край.
– Чем? Анекдотом? – недоверчиво спросил Станислав и сел за парту ровно, словно ему сделали замечание.
– А почему бы и нет, – удивил всех директор.
– Ну, вы все его знаете…
– Рассказывай, – крикнула Женька.
– Ну, это… Мать говорит отцу-алкашу, мол, не занимаешься ты сыном, хоть бы дневник проверил. Отец кричит сыну, мол, неси дневник. Пока сынок нес дневник, батьку сморило. Очухался он, когда сын толкнул его и сказал: вот. «Принес?» – спрашивает отец. «Принес». – «Открывай», – просит отец. «Открыл», – послушно говорит сын. «Наливай».
Сережа не знал, слышал
Александр часто думал о жестокости подростков. Он знал о ней не понаслышке. Он испытал ее на себе. Тогда не было мобильных телефонов, а камеры были у избранных, поэтому их жестокость осталась незапечатленной для потомков. Поэтому они так смело говорят своим детям, мол, мы такими не были. Да, они одевались по-другому. Да, они называли издевательства над сверстниками другими именами. Например, один из методов воздействия на психику ребенка назывался бойкот. «Давайте объявим ему бойкот», – предлагал какой-нибудь выскочка. «Почему бы и нет», – вторили ему подростки, втайне надеявшиеся на то, что с ними такого никогда не случится. И вот с человеком никто не разговаривает. Когда они понимают, что бойкот неэффективен, тогда-то они и переходят от слов… точнее, от молчания к делу.
– Мы такими не были, – прошептал Саша.
Глядя на нынешнюю молодежь, Истомин испытывал легкое негодование. «Есть ли у них родители? – думал он. – Парни с пирсингом по всему телу и «туннелями» в мочках ушей. Девочки в откровенных нарядах и на каблуках чуть ли не сразу после начальной школы. Родители! – хотелось ему закричать. – Куда вы смотрите! Маты, перекуры на переменах, «Ягуары» после школы.
– Нет, мы не были такими, – громко сказал Истомин и вышел из квартиры.
Настроение портилось от одних только мыслей, что рядом с его ребенком ходят отмороженные малолетки с «Ягуаром». Ему еще с сотрудниками бороться, а настроение уже на нуле.
В автобусе до Москвы было немноголюдно, поэтому Саша присел на первое же свободное место. Девушка, сидящая у окна, бросила на него оценивающий взгляд и, видимо не найдя ничего стоящего в его облике, снова отвернулась к окну. Она говорила по телефону. Вернее, она слушала, прижав трубку к уху.
– Я тебе говорю, все будет нормально, – произнесла она хрипловатым голосом. – Да что бабушка? Бабушка уже давно – здесь помню, здесь не помню. Я б ее давно сдала в дом престарелых, да мать за нее вступается. В слезы: мол, лет через десять вы так же и меня сдадите. А я у нее спрашиваю: почему через десять? Мы вас можем и вместе, будете жить в одной комнатке. – Девушка засмеялась.
Саша едва не взвыл. Мерзавка! Мерзавка без совести. На весь салон автобуса она позволяет говорить себе подобные вещи о своих родных.
– Послушай, – прошипел Истомин, повернувшись к девушке, – не могла бы ты повежливее отзываться о своих родных?
– Марин? Погоди-ка, тут какой-то старый козел ко мне яйца подкатывает.
У Саши глаза полезли на лоб от такой наглости, будто взбалмошная девица ему врезала по тем самым яйцам.
– Тебе чего, дядя? – обратилась она к Александру и посмотрела на него так, словно он сел ей на хвост.
– Мне чего?! – взвился Истомин. – Ты всему автобусу уже рассказала, кого следующим сдашь в дом престарелых. У тебя совесть есть?!
– А тебе-то что? – девушка собиралась перейти в наступление, когда вмешалась кондукторша – женщина лет сорока в спортивном костюме.
– Будьте добры, – обратилась она к Истомину, – возле меня место освободилось, присядьте. – Она показала на места в голове автобуса.
Саша послушно встал и направился к креслам с табличкой «место кондуктора». И уже оттуда он услышал, как девица хвасталась подруге.