Взгляд во вне. 13-й аспект понимания

Адерихин Роман

Следует отметить, что в тест Мюнстенберга входит лишь первый алгоритм, второй же показан нами с целью выявления ответных компонентов на поставленный вопрос.

Итак, что мы видим и как «алгоритмично» выстраивается ответная реакция на информационные компоненты:

1. Мы воспринимаем то, что видим как набор букв, информационных составляющих (атомов) смысла и информации вообще.

2. Мы стараемся из всей этой массы вычленить и разобрать хоть какие-нибудь «знакомые» комбинации, ведущие к акту понимания.

3. Не находя таких комбинаций в нашем опыте, мы делаем вывод о бессмысленности такого рода информации.

4. Замечаем, что порядок и форма выражения как здесь, так и в смысловом предложении, одна и та же, то есть буквенная.

5. Можно

ли сказать, что это могут быть те комбинации смысловых понятий, которые мы не встречали ранее, ведь когда мы наталкиваемся на незнакомые нам доселе понятия, мы говорим, что не знаем, что это, и новое понятие выступает как информационная оставляющая нашего нового восприятия (акт познания).

6. Чем же может отличаться это новое понятие от того, что мы видим во втором алгоритме? Структурой? Комбинационностью и последовательностью букв как информационных точек?

Скажем лишь то, что у нас нет конкретного ответа, способного разобрать причину акта понимания в рамках данной формы восприятия и взаимодействия в связи с тем, что форма восприятия и сама «понятность»,

во-первых, лежат и реализуются за счет непонятности,

во-вторых, потому, что вопрос по отношению к ним лежит все в той же форменной составляющей понятности, которая есть «суть форма» все «того же», а не нечто иного, которое могло бы удовлетворять запрашиваемому поиску нашего стремления к «раскрытию» этого форменного «за».

Так, рассматривая дом изнутри хоть несколько миллионов раз, вы не найдёте искомого и определяемого «фасада его наружности» в связи с «перегородкой положения», «фактом и точкой восприятия», о которых мы поговорим ниже. Ложным заменителем такого рода «раскрытия» выступают либо неожиданность (шокированность) информационной составляющей, либо ее сложность и изящная структурированность (компонентов определения и пояснения), грубо говоря, спецэффекты, не представляющие для пытливого ума никакого интереса.

Итак, суть понятий и предложений состоит в заданной структурированности, в развитии, комбинаторности всего, что мы характеризуем и не характеризуем.

Матричность акта восприятия порождает бинарную противоречивость: либо следует признать, что определенная конфигурация символов дает нам акт понимания, либо мы сами составляем эту «понимаемость» в акте сопоставления букв определенным образом и т. п.

Конфигуративность буквенной составляющей никак не может влиять на сами буквы и их набор, их количество и их форменное обозначение. Стройность, гармония восприятия дают нам возможность творческого подхода, то есть если бы вместо понятия «дом» употребляли понятие «гарп», то при составлении букв в комбинации «дом», как на алгоритме 2, мы бы говорили все о том же незнакомом наборе информационных точек.

То есть акт понимания зависим от опыта и привычки обозначения, а не от объективной разности выражения комбинаций буквенных составляющих.

Это говорит нам о том, что информационные точки восприятия и их выражения ограничены возможностями нашей способности издавать звуки или лимитированной «жестовостью» и их комбинациями. Комбинаций может быть миллионы, но всё-таки они ограничены.

* * *

Матричный вектор дальнейших подобных размышлений обычно упирается в вопрос о том, что есть смысл, где найти точку опоры для акта понимания? Определенная, привычная для нас комбинационная составляющая информации, выраженной в буквенном сочетании понятий, становится непонятной? Как же тогда объяснить тот факт, что утверждение «солнце есть вода, дом, лес» не составляет смысла, а точнее, соотносится с нашим восприятием

так же, как алгоритм 2?

Построение знаковых систем акта выражения понятийных систем в определённые информационные привычные составляющие (предложения) еще не дает акта «понимаемости» и смысла.

Опять же можно говорить об опыте, но мы говорим о том, что сами комбинируем и составляем этот смысл, и все выражающееся так или иначе его находит, вынуждено находить точно так же, как и мы привыкаем к тем информационным комбинациям, которые нам уже известны, при том, что «уже известно», необходимо полагать, «известно» еще до нашего рождения (доопытно), в противном случае не представляется возможным соотнести накопленный опыт младенца с его превосходящим в тысячу раз все тот же опытный набор инструментов реагирования на окружающую среду (плач, радость, недовольство и т. п.). Трансформируя смысл, [33] его выражение в буквенном отношении, мы комбинируем всеми возможными способами вариантов ответа на поставленные вопросы. Мы комбинируем реальность путем ее описания. Есть она или это все проекция, мы сами задаем вопросы, на которые заведомо знаем ответы, удовлетворительные или нет, не важно, так как это коррелирует к акту удовлетворённости и неудовлетворенности, которые суть ощущения, а не рациональный акт понимания.

33

Мы не разделяем и не рассматриваем понятие «смысл» в его общеупотребительном значении, он для нас вообще нечто туманное и малопонятное, однако мы на данной стадии вынуждены его использовать в силу сложности отказа от привычного алгоритма рассмотрения читаемого вами произведения.

Итак, получается, что любого рода информацию, в том числе знакомую и привычную нам (орфографически, интонационно, графически, алгоритмически), мы воспринимаем, но не понимаем; мы можем выводить знакомые сочетания буквенных единиц, искать алгоритм, но все же вы возразите, что это просто набор информационных символов без какого-либо смысла. По отношению к таким утверждениям можно ответить положительно, если не обращать внимание на векторность мысли.

Представим, что привычные нам рамки восприятия исчезли, алфавита нет, логических умозаключений тоже, нет ничего привычного нам с информационной точки зрения, а остались лишь только подобного рода наборы разрозненной информации.

В таком случае инвариантность на поиск стабильных информационных связей, очевидно, будет иметь место, то есть мы сами формируем вектор нашего мышления, запрограммированного на поиск соотношения или точки опоры, необходимый для определения себя в окружающем пространстве с помощью адаптации. Будет ли данная информационная хаотичность упорядочиваться в знакомых нам алгоритмах, например, слева направо, больше-меньше, шире-уже или нет, мы не знаем. Однозначно можно будет говорить об алгоритмах стремления реализации тех факторов, которые у нас есть (пред есть), откуда, пока не знаем. Есть алгоритм выделения, алгоритм деления, алгоритм построения и т. п. Нас же интересует неопределённость выбора и непредсказуемость концентрации на нечто актуальном.

Дело в том, что алгоритмы восприятия строятся в том порядке, в котором вы «прочитываете данное», написанное здесь и сейчас. Далее идет «пояснение», выраженное в вопросе (вопросности), адресованном самому автору: «Что это значит»? Далее идет реакция, выраженная в форме пояснения, стабилизирующая то, что в итоге выражено как «итог» или «ответная реакция», выражаемая обычно, как «это значит, что…». Далее возникают новые алгоритмы по поводу того, «что сказано» и т. д. Это форменная составляющая точки опоры.