Взлёт без посадки
Шрифт:
– Я счастлив, слышать вас, Элла, но есть одна проблема – я в Москве, у меня запись за записью, и я очень сосредоточен. Трудно перестроится так быстро.
Бортнев нагло лгал. Он был способен перейти от одной темы к другой с такой же лёгкостью, как прима-балерина сделать тридцать два фуэте.
– И, тем не менее, я прошу уделить мне немного времени, – резко поменяла тон Маковского с требовательного и самоуверенного на просительно-умилительный.
– Не могу отказать такой «нежной» женщине, – продолжал изгаляться Костя.
Все
– Тогда когда же вы изволите уделить мне внимание? – пыталась иронизировать журналистка.
– Насколько я знаю, вы хотите создать атмосферу Каннского фестиваля. И на пляже, почти в неглиже я буду размышлять о высоком искусстве. Замечательно. Тогда приезжайте в Останкино. В наших павильонах, да и у бутафоров и костюмеров мы сможем подобрать интерьер и костюм для солнечного летнего дня. С морем сложнее, но шумовики помогут, создадут звук. Так вас устроит, милая? Ваши статьи, как и декорации и есть фантазия на любую тему, о любом человеке. Вам же всё равно, какой объект перед вами. У вас в голове своё кино. – Костя курил и пил кофе, при этом громко прихлебывая и шумно выпуская дым.
Чувствовалось, что Маковская на том конце телефонных волн готова была уже сгрызть подушку, но держалась из последних сил.
Я представила себе, как она будет готовиться к этому эпохальному интервью.
На следующий день в Зимнем саду, созданном для начальства, но для такого случая охотно предоставленного для Маковской, которое начальство побаивалось, было декорировано под Лазурный берег.
Все, кто был свободен от работы, собрался за одной из стеклянных стен, чтобы хотя бы посмотреть на удивительное зрелище.
Костя в шлёпанцах, панаме и с полотенцем через плечо, давал интервью знаменитой скандальной журналистке Маковской. Они сидели в зимнем саду среди тропических растений на элегантной бамбуковой лавочке.
Я всё ж нашла место, откуда было и видно и слышно их общение. Над стеклянной стеной была очень маленькая полочка. На неё я и забралась. Через пару минут рядом самой я увидела Голубеву, которая как эквилибрист добралась до меня.
– Мы провалимся, – прошептала я.
– Вряд ли. Но так будет даже смешнее, – «успокоила» меня Ирина.
– А теперь ещё одно письмецо. Не уверена, что оно вам понравится, – съязвила Маковская
– Вот, – она показала в телекамеру листок с детским круглым почерком и пришпиленная скрепкой фотографией девочки лет десяти. Его прислала нам Алёна Кундилова из Нальчика.
«Нелегко в одиннадцать лет писать такому взрослому человеку, и всё-таки: я вас ненавижу. Вы заменили надежду фальшивой иллюзией, а милосердие превратили в свой жадный и грязный бизнес…»
– Это писала девочка десяти лет? Какой слог, – восторгался Бортнев.
– Адрес есть в редакции, – тут же парировала журналистка.
– Я не сомневаюсь, – Костя посмотрел в камеру и сказал: – Иллюзия выше реальности. Когда-нибудь Алёна, ты это поймёшь. Милосердие – это религия, но церковь – это уже бизнес. Попробуйте их разлучить, – Бортнев встал, вытер лицо полотенцем, сбросил шлёпанцы и панаму. – Больше Элла, ко мне не подходи. Я тебя видеть не хочу. В этот раз ты плохо написала. Ребёнка приплела, ты б ещё грудничка достала, который помнит, что было в утробе матери. Где взяла девочку с таким «изящным русским языком» или для достижения цели все средства хороши. Только никак не пойму, какова твоя цель. Уважать тебя всё равно никто даже не пытается, – сказал он невозмутимой, но бледной Маковской и пошёл сквозь, толпу официантов, техников и зевак, окружавших съёмку.
Мы с Голубевой, с трудом балансируя по узкой площадке, скатились вниз и посмотрели друг на друга.
– Потрясный мужик. Такой бы характер и всех можно сделать, – восторженно качая головой, задумчиво сказала Ира.
– Я просто хожу за ним, будто он меня привязал. Бортнев, но ещё Клёнов два супермена нашего телевидения. Благодаря ним всё изменится. Хотя дерьма на ТВ тоже навалом. Но со временем, они всё перевернут, – сказала я с гордостью, что знакома с такими людьми и пошла за Ирой в буфет.
– Ой, я забыла, что мне нужно зайти в рекламное агентство, – извиняющимся тоном проговорила Голубева.
– В «Щелкопер» что ли? – удивилась я. – Что тебя может связывать с этой троицей.
– Меня очень попросили, – напряглась Ирина.
– Можно я пойду с тобой. Любопытно, зачем тебя позвали. Эти просто так не приглашают. А мне нужно учиться и рекламному бизнесу тоже. Я хочу знать всё о ТВ.
– А как же Бортнев. Ты же от него не отходишь, – язвила Ирина.
– Ну, возьми меня с собой, – ныла я.
Голубева мотнула головой в знак согласия.
Ирина постучала в дверь, на которой было написано: «Вадик, Дима, Митя».
Внутри среди разнообразного занятного хлама сидел Игорь Сергеевич. Рядом с ним сидел красивый мальчик, который всё время хихикал и заглядывал И.С. в глаза, словно спрашивал, правильно ли он себя ведёт. На него никто не обращал внимания. В углу за компьютером отхлёбывал пиво интеллигентный Дима. Вадик готовил кофе. Митя расхаживал по комнате, напевая какую-то мелодию.