Взлёт и падение. Книга первая. На высоте

Гудошников Валерий

Он так глубоко задумался, что совсем перестал слышать рёв взлетающих самолётов и смех, доносившийся из смежной комнаты, где находился его экипаж. Ребята и не думали спать.

Он поднялся и вышел к веселящимся.

– О, командир проснулся! – воскликнул бортмеханик, давясь смехом.

– С вами поспишь. Над чем смеетесь?

– Вы не спали? А лицо у вас было книжечкой закрыто. Мы тут, как мышки, тихо сидели и если бы не Ипатьев…

– Чем же вас так рассмешил штурман?

– Сейчас и ты посмеёшься, командир. Саня, читай! Послушай,

что пишут школьники в своих сочинениях. Вот. «Не успела доярка сойти со сцены, как на неё взобрался председатель».

– Куда он взобрался? – не понял Васин.

– Рассуждая логически – на доярку. И тут уместен вопрос не куда, а на кого? – хихикал Пашка.

– А не пора ли поужинать, весельчаки?

– Рассуждая логически – пора, – передразнил Устюжанина Эдуард.

Ипатьев заметил, что в столовой кормят отвратительно, особенно ночью.

– Как будто днём там лучше. Туда же ни Бобров не ходит, ни Агеев, ни Шилов. Партком и профсоюз – тоже. Для них в ресторане накрывают.

– Вот поэтому так и кормят. А мы сказать на разборах стесняемся.

– Эдик, не будь наивным. Ничего не изменится. Кстати, на разборах не раз об этом говорили. Система. Ты знаешь, что это такое? Кстати, когда-то Бобров там же обедал, и как кормили!

В летной столовой в этот час нет никого.

– Живые есть кто-нибудь? – прокричал Пашка.

Из недр кухни вышла неряшливо одетая женщина и недовольным взглядом осмотрела непрошенных гостей.

– Носит вас по ночам, – пробурчала она. – Чего хотите? Есть? Вовремя приходить надо!
– громыхнула женщина кастрюлями.

– Вы, между прочим, круглосуточно работаете, – не выдержал Васин. «И этой мы мешаем работать, – подумал он. – Всем мешают лётчики. И никто не задумается, что не будь здесь нас – кому бы это всё было нужно: столовая, гостиница и прочее».

Слова штурмана насчет плохого питания полностью подтвердились. Быстро проглотив холодный и жёсткий, словно подошва, шницель и запив его, неопределённого цвета чаем, вышли на улицу. По прежнему моросил нудный дождь вперемешку со снегом. Вернулись в холодную гостиницу. На всех трёх каналах телевизора мелькал генеральный секретарь, которому из-за родимого пятна на голове дали кличку «Меченый». Он разглагольствовал о социализме с человеческим лицом. Интересно, а какое лицо у социализма было до него?

– Тьфу! – плюнул в сторону экрана Пашка. – Ох, и надоели! Чем больше болтают – тем хуже живём.

– Это ты на кого плюёшь, Павел Тимофеевич? На генерального секретаря? Человек о перестройке говорит. Слушать надо и запоминать.

– Ага, может ещё и конспектировать?

– Неплохая идея. Замполиту надо подсказать, – засмеялся Эдуард. – Ты скажи, Пашка, тебе по старому жить надоело?

– Мне хреново жить надоело, – огрызнулся Устюжанин.

– Так вот он как раз и хочет, чтобы тебе лучше жилось. А ты плюёшь на него.

– Он, может, и хочет, только я не уверен, что знает, как это сделать.

– Чего ж тут

не знать? – сказал штурман. – Взять да отменить многочисленные «нельзя». Народ сам выплывет, только не мешай ему.

– Ай-ай-ай! Навигатор, твои слова отдают крамолой. Чему тебя в школе учили? Да если все «нельзя» отменить, что же тогда партия делать будет? Как руководить-то?

В гостинице стало ещё холоднее. Ветер свободно проникал через рассохшиеся рамы и раскачивал мерзко-зелёного цвета шторы. Здание было построено в начале шестидесятых годов, и с того времени никто не протыкал и не проклеивал рассохшиеся щели.

– Вот Горбачёв о перестройке распинается, – сказал Устюжанин, снимая плащ. – Для этого что ли, – кивнул на окна, – перестройка нужна? Не легче ли спросить с директора гостиницы? Или он ждёт, когда ему летчиков по наряду на хозработы дадут для проклейки окон?

– Не я Бобров, – поёжился Доронин, – уж спросил бы с директора гостиницы.

– Ты на втором этаже в комнатах для избранных был когда-нибудь? – спросил его Васин.

– Шутник, ты, командир! Кто ж меня туда пустит?

– Так вот, там всё иначе. Хорошая мебель, телефон, телевизор и прочие гостиничные блага. И шторы там красивые, и в окна не дует.

– Там же люди живут, а мы… лётчики, – сравнил Ипатьев.

– Всё правильно. Девиз социализма какой? – улыбнулся Пашка. – Не знаете? А девиз таков: «Всем не хватит». Поэтому всё у нас в стране в дефиците. Вот на каждом разборе говорим: холодно в гостинице. Начальство реагирует: примем меры. И так из года в год реагирует. Нет, не перестройка нужна этой стране, а хороший кнут кое-кому.

– Да! – вздохнул штурман, – на капиталистов киваем, вот он где рай земной. Так они на этот рай и вкалывают.

– А мы что же, не вкалываем? – возразил Доронин. – Летом практически без выходных работаем.

– Вкалываем. Вся страна вкалывает, да толку мало. А всё потому, что на оборонку вкалывает, на войну.

– Война ещё в сорок пятом закончилась. От кого же обороняться?

– Тёмный ты человек, Доронин, – подражая замполиту Агееву, сказал Устюжанин. – Сразу видно, что сбегаешь с политзанятий. Как тебя стажёром утвердили? И как, скажи, Саня, – повернулся к Ипатьеву, – мы будем летать с таким командиром? От мировой буржуазии мы обороняемся, вот от кого. Иначе – проглотят. Вон только Афган шестой год на нас прёт.

– И что мы там потеряли, в этих диких краях? – пожал плечами Эдуард. – Командир, ты не знаешь?

– Геополитические интересы. Знаете, что это? Это когда у народа там нет абсолютно никаких интересов, а у зажравшихся политиков, потерявших чувство реальности – есть. Делят мир на зоны влияния. Ну а страдает от этого, как всегда, народ.

В дверь постучала дежурная по этажу.

– Васин здесь? Экипаж на вылет вызывают.

– Вот так, сладко поели, красиво поговорили, – недовольно произнёс Ипатьев, уже приготовивший кровать для сна. – Куда полетим-то?