Взлёт и падение
Шрифт:
Валенсия: Но все равно общаемся.
Савиньен: По большей части я несу какую-то хрень, а ты на нее отвечаешь, чтобы мне не было так неловко.
Валенсия: Я пассив. Ты актив.
Я все еще задаюсь вопросом, как мы приходили к подобному и каким образом могли болтать ни о чем по нескольку часов? Так получалось только с тобой. Иногда мне не хватает этого в нынешней жизни, но я знаю, что ты пройденный этап. Мое прошлое, которое я должен бережно хранить на полке воспоминаниq, не делая это своим настоящим. Я благодарен тебе за то, что ты была в моей жизни.
Иногда мы поднимали темы, которые я ни с кем не стал бы обсуждать или шутили так, как с иными я бы постеснялся шутить. Поразительно, как тебе удавалось вытаскивать на свет те мои черты,
Савиньен: У меня чувствительная кожа.
Валенсия: Хм, не повезет в ролевых играх.
Савиньен: Не повезет, скорее, если партнёр любвеобильный попадется. А так норм.
Валенсия: Oh, my….
Савиньен: Сперва написал, а потом подумал, что написал…
Валенсия: И так сойдет.
У меня вряд ли был бы подобный диалог с лучшим другом, или с лучшей подругой, или кем-либо еще. Только с тобой. И мне нравилось наше общение. В ту пору оно было веселым и непринужденным.
20 февраля
Я общался с лучшим другом, рассказывая ему о тебе, и он написал следующее: «Хорошая подруга. Женись на ней». В тот момент я поперхнулся воздухом, потому что он явно не шутил. Я отмахнулся от его слов и ответил, что не собираюсь на тебе женится и, что ему следует оставить эти фантазии, насчет нас. Не думаю, что он действительно послушал, потому что, как минимум еще один раз, он вернулся к этой теме. Кажется, он начал что-то понимать задолго до того, как это понял я. Жаль только, что никто не потрудился сообщить что-то мне. И я потратил уйму времени, чтобы осознать.
28 февраля
Я поделился с тобой своими сомнениями и опасениями насчет того, что я могу быть излишне навязчивым. В ту пору я был неуверенным и старался говорить и писать меньше, чтобы не отпугнуть от себя. Я пытался подстраиваться под людей, чтобы они не устали от меня. И я ненавидел открывать душу, рассказывая о том, что меня гложет. Я всегда храбрился и прятался за бравадой, как за щитом, надеясь, что так никто не раскроет насколько я, на самом деле, ранимый и чувствительный. Мне было тяжело раскрыться тебе. Распахнуть душу, ожидая удара, насмешек и бог знает, чего еще, что я успел навыдумывать, пока ожидал твоего ответа. Я страшился того момента, когда ты поймешь, что не нуждаешься во мне. Что я тебе наскучил. Я боялся, поскольку успел к тебе привязаться и не хотел потерять. Как нелепо. Сейчас то я знаю, что люди, рано или поздно, уходят из нашей жизни. Это неизбежно. Мне кажется мы все идем по своему пути, и в какой-то момент, встречаемся на перекрестке и идем дальше, вместе, пока извилистая дорога нас не разъединит. Сейчас я не страшусь расставаний. Я с благодарностью провожаю тех, кто уходит, поскольку знаю, что теперь наши пути расходятся. Я нашел свое представление весьма забавным. Я представил себе сотни тысяч дорог, где люди встречаются, расходятся, а затем движутся дальше. Я вообразил себе, как кто-то сходит со своего пути и теряется, потому что чужая полоса не предназначена для него, и он не может идти по ней. Так я и справился с тем, что иные называют одиночеством. Все ведь зависит от того, как мы смотрим на ситуацию. Кто-то может воскликнуть: «Меня бросили!» а я скажу: «Конец с ней-новое начало». Возвращаясь к тому времени, когда я еще не достиг этого понимания. Я ждал твоего сообщения, одновременно желая его увидеть и, вместе с тем, беспокоясь о том, что ты можешь написать. И твой ответ меня, признаться, изрядно удивил и обрадовал.
Валенсия: Савочка, солнышко, пиши мне, когда вздумается, даже если я занята я все равно тебе отвечу. Просто иногда мне неловко, что ты много пишешь, а мне даже написать интересного нечего.
Савиньен: Спасибо. Если бы ты была рядом я бы тебя обнял. Это очень мило и мне важно знать это.
Я так расчувствовался, что едва не расплакался. Я преисполнился чувством благодарности и признательности за твои слова. Я так боялся отказа, что это сообщение воспринял, так, как верующий бы отреагировал, обнаружив Святой Грааль, ища всего лишь стакан. В тот момент ты еще больше возвысилась в моих глазах.
Март
6 марта
Иногда наши беседы были достаточно милыми.
В один из дней я написал: «Больше всего радовался сегодня не тому, что принят на работу, а: тортику, танцам и тому, что мне несколько людей сказали, что я им нравлюсь».
Валенсия: Ты мне нравишься.
Твой ответ заставил меня улыбнутся. Я боролся с собственной мимикой и потерпел поражение в этой борьбе. Мои щеки окрасил румянец, на душе моментально потеплело.
Савиньен: Спасибо. Ты мне тоже нравишься.
Но внутри меня бушевал целый шквал эмоций, грозивший накрыть меня с головой. Я думал, что так и выглядит настоящая дружба.
9 марта
В этот день, грянула, первая ссора. Мы обсуждали твоего очередного парня и, очередное расставание. Я пытался понять почему. Почему ты вновь и вновь вступаешь на одни и те же грабли? Должна же быть причина.
Валенсия: Я начала с ним встречаться из-за общественного давления.
И грянул гром. Ничто не вымораживало меня сильнее, чем выбор, сделанный благодаря обществу. Я плевал на мнение общественности будучи подростком, и плюю на него сейчас. Для меня есть я и мои близкие, а всех остальных я гнал бы взашей.
Я начал медленно закипать, словно чайник, готовый в любое мгновенье засвистеть. С той лишь разницей, что я мог взорваться.
Савиньен: Тебе нужно думать своей головой, а не чужим мнением и давлением общественности. Расстаться тебе с ним надо. Но. Изначально не стоило встречаться. И кто, такой, умный тебе вообще это посоветовал? Да и зачем?
Валенсия: Общественное давление.
Общественное давление – это не ответ, а отмазка. Неужто весь город разом принудил тебя к отношениям с этим мальчиком? Вот уж вряд ли. А ежели так, то я готов заплатить, чтобы посмотреть на такое. Вероятно, это был кто-то из твоих подруг. Может одна, а может несколько, что как попугаи вторили одно и тоже. Только я сомневаюсь, что их действиями руководила забота о тебе. Они оказывали на тебя тлетворное влияние, потакая подобного рода отношениям. И, вместо того, чтобы ограждать от этого, они радостно толкали тебя в объятья очередного парня. Вы все не понимали, что отношения создаются не забавы ради. Вы не осознавали, какой вред можете, случайно, принести человеку. И самое страшное, вы не пытались понять. Признаться, я изрядно вспылил.
Савиньен: Я говорил тебе, что это плохая идея, но слова общественности тебе важнее. Меня ты не слушаешь. Ты все равно сделаешь по-своему. Или так, как тебе скажет тупая общественность.
В тот момент во мне говорила обида. Причем сейчас, я понимаю, откуда росли ноги у этой, всепоглощающей злости.
8 марта твоя коллега вела себя со мной достаточно грубо, и ты оправдала ее.
Затем ты написала: «Я люблю и тебя, и ее», будто это должно было меня утешить. Ты отметила, что коллега устала, вот только я, как покупатель, вовсе не обязан терпеть ее настроение. Работа на то и работа, чтобы выполнять свои задачи, а не третировать клиентов. Ты добавила: «Я все равно буду тебя защищать». Я не нуждался в защите. Как ты не могла этого понять? Я желал устранить первопричину, а не мирится с последствиями. Все, что я ждал от тебя это поддержки. Я не просил о защите. Я хотел лишь, чтобы ты набралась храбрости, сказать ей, что она неправа. Свою коллегу ты ценила явно больше, чем меня, раз вместо того, чтобы ее приструнить, ты решила, что мне требуется защита, как будто я гребанный первоклассник. Я обсудил это с лучшей подругой, в тот день, и услышал любопытную вещь. Она заявила, что тебе удобно сохранять нейтральные отношения с нами, и, знаешь, я был с этим полностью согласен. Тебе и впрямь было удобно. Но я и не просил тебя делать такой выбор. Я лишь хотел, чтобы ты, хотя бы, в беседе со мной, не пыталась оправдать ее поведение усталостью, и прочим. Я хотел, чтобы до тебя дошло, что ее, так называемые, шутки, меня оскорбили. Я расстроился, и посетовал, на то, что ты пишешь о любви, и лучшая подруга указала мне на то, что это не более, чем стандартные фразы, за которыми ничего нет. Это был первый раз, когда я над этим задумался. Я был растерян и не знал, как поступить и, потому, спросил совета.