Взлетная полоса
Шрифт:
– Муж пришел голодный, – произнес Сергей с намеренной, хотя и недостаточной суровостью, – а дома жрать нечего.
Лена картинно повела плечами – остренькими, но при этом покатыми. Суровый тон мужа ее не пугал. И тем не менее она блестящей ртутью потекла в сторону кухни, где наверняка бросит на едва разогретую сковороду что-то полуфабрикатное. Персонально для Сергея, по его многочисленным просьбам. Такое впечатление, что сама она не нуждалась в еде. Потому за все истекшие годы и не растолстела. Правда, и не худеет, когда Сергей перестает за ней следить и она, сама по себе, ни черта не жрет. Воздухом, что ли, питается?
Это презрение к быту когда-то пленило Сергея Иванова…
Правда, вот примечательное обстоятельство: успешно продвигаясь в перспективной малоисследованной области науки, Лена не была честолюбива. Она не хотела достигать научных степеней, титулов и регалий. Зато она намеревалась облагодетельствовать своей милой персоной того, кто их достигнет… Ну или достигнет успехов в любой другой области. «Женщина должна вдохновлять героев и гениев», – не однажды повторяла Лена, находя свой идеал в подруге Сальвадора Дали, прославленной Гала. Причем Лена была уверена, что, в отличие от Гала, приземистой толстоватой тетеньки со старомодно поднятыми надо лбом волосами, она по-настоящему прекрасна – и, значит, гений, который ей подвернется, будет покруче самого Дали. И, по мнению Сергея и Кирилла, она имела право на эти бешеные притязания…
При мысли о Кирилле Сергея пронзила настоящая боль. Нет, ну что за нелепость: жара страшная, с кухни потягивает уже плодами Лениной готовки – подгоревшим рыбным филе в сухарях, – а его, сорокалетнего, разумного и не слабонервного мужика, пронимает холодом. И вроде еще запахло погребально – хризантемами, еловыми лапами… Прощальным букетом, который Сергей Иванов мысленно пока еще возлагал на могилу былой дружбы.
Кирилл Легейдо и Сергей Иванов со студенческой скамьи были не разлей вода, вопреки внешнему несходству. Они друг друга дополняли: Кирилл – подвижный, экспансивный, Сергей – медлительный, осмотрительный; Кирилл – экстраверт, Сергей – интраверт; Сергей – худущий, Кирилл уже тогда начинал полнеть… Зато интересы у них были – ну полное тебе совпадение! Наука, наука, и только наука. И со всеми, надо заметить, перспективами… За исключением денежной. «Наука – удовлетворение собственного любопытства за государственный счет», – любил говаривать Александр Иосифович, их обожаемый руководитель. Их это не смущало. Они готовы были к изнурительному аскетизму. Главное – удовлетворять свое любопытство; а что еще надо настоящему ученому?
Пока не ворвалась в их жизни Лена. Лена поставила все с ног на голову. Она вдруг заставила их понять, что честолюбие бывает не только научное. Она заставила их полувнятно, почти подсознательно, но с неожиданной силой затосковать о неиспытанных возможностях, которых они лишаются во имя вымученного аскетизма. Она внесла в их тесный, живущий недоступными другим интересами мирок веяние большого мира, который в то время стремительно менялся. Соотечественники Сергея и Кирилла тоже менялись, рисковали, выигрывали или проигрывали – и все это с таким размахом, что дурно делалось. Но, с другой стороны, и попробовать хотелось.
Она их стравила. Не в буквальном смысле, не заставляя грубо, в стиле настоящих мачо, драться из-за нее, но исподволь будила в обоих поклонниках дух соревнования. Каким-то хитрым образом она давала понять, что такая женщина, как она, может быть только наградой победителю в жизненном спринтерском забеге. Вот они и рванули, победители – к финишной ленточке. Ленточка моя финишная, все пройдет, и ты примешь меня, как в песне поется. Почему так получилось, что для Сергея этой самой ленточкой оказалась Леночка? А с Кириллом вышло по-другому?
Они с Кириллом долго обсуждали: куда идти, чтобы зарабатывать побольше. По-дружески еще обсуждали, со смехом, с непонятными для других шуточками, накопленными за годы совместного обучения и научной деятельности. Кирилл собирался податься в торговлю: тогда это было модно, все стронулись с места, челночили, зарабатывали приличные деньги, чтобы целиком потратить их на новый товар. А в Кирилле была авантюристическая жилка, точно в средневековых купцах, преодолевавших верхом огромные расстояния, чтобы доставить ко двору короля груз амбры или рог единорога… Но Сергей не решился так резко порывать со специальностью, которой они намеревались посвятить всю жизнь, и предложил рекламный бизнес. Да, трудно поверить, но это была его идея! В тот раз он оказался лидером: Кирилл признал его правоту.
«Почему же только в тот раз? – некоторое время назад истекало горечью сердце Сергея. – Я ведь был успешнее – поначалу! И Шиллер меня постоянно ставил в пример! И Лена сделала ставку на меня! Проиграла… Вместе со мной проиграла. Из-за этого меня всю жизнь изводит. И кто ее упрекнет? По-своему она права: не того выбрала, вот и мается. Но кто мог предположить?»
Теперь этим мыслям нет места. Они миновали навсегда. Он благодарен судьбе, что решился сделать то, что сделал. Это был безумный поступок, но после него все стало так, как оно и должно быть…
– Сере-ожа, к столу! – донеслось из кухни. Видимо, это был не первый призыв жены, на который он не отреагировал, потому что голос Лены звучал раздраженно. – То ты говоришь, что голодный, то тебя не дозовешься…
– Иду, Ленок, иду! – И Сергей громко затопал по коридору, изображая радость от предвкушения встречи с подгоревшим рыбным филе.
– Ты уже видел последние новости по телевизору? – настиг его вопрос Лены на подходе к кухне, и он замер, не решаясь переступить порог. И почти зная, каким будет продолжение…
– А что там такое? – спросил он каким-то не своим, деревянным голосом.
– Знаешь, я толком не уверена, репортаж кончался, и я не совсем поняла. Но, кажется, Кирилл…
Кабинет исполнительного директора агентства «Гаррисон Райт» резко отличался от всей остальной художественно-абсурдной обстановки. Господствовавший здесь Савельев давал понять посетителям: здесь занимаются такой сухой материей, как финансы, креативным безумствам вход воспрещен. Никаких шаржей, никаких предметов, выполняющих несвойственные им функции. Цвета – приглушенные: серый, бежевый, белый с розоватым оттенком. Столы – функциональные. Стулья – офисные. На одном таком, страдающем вертячкой, утвердил свой зад Плетнев, мысленно посетовав: куда только исчезли из всех учреждений нормальные человеческие стулья на четырех ногах? Стулья, которые не стремятся вывернуться из-под тебя и пуститься в пляс по комнате. Спина на них отдыхает куда лучше, чем на этом офисном заморском безобразии.