Взломщик, который изучал Спинозу
Шрифт:
– Каролин тебе все объяснит, – бросил я на ходу.
Каролин я не завидовал.
Черт, сколько денег приходится гробить, подумал я, останавливая третье в тот день такси на углу Восемнадцатой улицы и Девятой авеню. Время было рассчитано точно. В два пятнадцать я вылез из машины напротив тяжелых чугунных ворот, на которых значился № 442 1/2. В этот самый момент он должен быть на телефоне. Очевидно, так оно и было, потому что десять минут спустя дверца в воротах открылась, и оттуда вышел Герберт Франклин Колкэннон. Я стоял в тени подъезда,
Я подождал, пока он свернет за угол, и легкой рысцой пересек улицу. На ногах у меня были «пумы», пусть чрезмерно широкие. Стоял яркий солнечный день, по улице сновали прохожие, но это меня нисколько не беспокоило. Я знал, который из моих ключей-отмычек подходит к замку на дверце, так как запомнил это с того вечера вторника, и держал ключ наготове. Отпереть замок и запереть его за собой было делом нескольких секунд.
Резиновых перчаток на этот раз я не взял: отпечатки пальцев меня тоже не беспокоили. Если дело сорвется, то мне будет не до отпечатков. Если выгорит, то всем другим тоже будет не до них.
Войдя в арку, я открыл дипломат и достал пистолет. Неприятные штуковины, эти пистолеты. Тот, который был у меня в руке, как и положено, переливался синеватым блеском, но я не чувствовал холодящей тяжести металла. Пистолет был из какой-то пластмассы, с таким и в самолет пройдешь. Я сжал рукоятку поудобнее, проверил заряд и пошел вперед.
Я держал пистолет наготове на тот случай, если во внутреннем дворе прогуливается Астрид. Эту сучку приучили кидаться на людей, а меня кидаться на собак не приучили. Выйдя из-под арки, я огляделся.
Никакой Астрид не было видно. Вообще ни одной живой души. Я сунул пистолет за пояс под пиджак и быстро пошел по плиточной дорожке, не глядя ни на тюльпаны с нарциссами, ни на фонтан с полукруглой скамьей.
При таком-то дворике что еще человеку надо? Зачем ему гоняться за какой-то паршивой монетой? Правда, это райское местечко, может быть, принадлежит не ему, а владельцу одного из двух выходящих на улицу домов, но посидеть-то здесь ему вряд ли запрещают. Поднявшись по ступенькам крыльца, я позвонил. Да, Колкэннон ушел, но откуда мне знать, один ли он был. Я приложил ухо к двери и услышал собачий лай, который я услышал бы, и никуда не прикладывая ухо. Потом послышался какой-то грохот, как будто с лестницы скатился комод или огромная овчарка. Лай повторился – громче и пронзительней, Меня и Астрид разделяла дверная перегородка толщиной два дюйма.
Не теряя ни секунды, я начал отпирать замки.
Замки легко поддались в первый раз, а сейчас и подавно. Мои пальцы помнили их устройство. Первый, второй, третий – и вся дверь отперта, может быть, даже быстрее, чем я об этом рассказываю. Если паче чаяния кто-нибудь и выглянул из окна дома напротив, он не заметил бы ничего подозрительного.
Повернув ручку, я приоткрыл дверь на полдюйма. Собака заливалась лаем, буквально захлебывалась от бешенства – так по крайней мере мне казалось.
Я вытащил пистолет
Была ли у меня возможность не делать этого? Не лучше ли запереть дверь и убраться подобру-поздорову? Может быть, мы нашли бы с Колкэнноном общий язык – там, в кафе на углу Мэдисон и Семьдесят девятой? Может быть, мы...
Не дрейфь, Роденбарр!
Я поднял правую руку с пистолетом, левой взялся за ручку двери и одним толчком раскрыл ее настежь. Огромный черный, оскаливший клыки зверь инстинктивно отпрянул, но тут же изготовился к прыжку.
Я прицелился и нажал на курок.
Глава 18
Шприц попал точно в то место, куда я целил – над левой передней лапой. У овчарок плотная густая шерсть, да и шприц мог в полете отклониться в сторону. Сначала я подумал, что так оно и случилось, ибо собака, как говорится, и ухом не повела.
Но тут же транквилизатор подействовал, застигнув Астрид в момент толчка. Она отчаянно замолотила в воздухе передними лапами, глаза ее остекленели, пасть беспомощно закрылась. Потом она опустилась на пол, покачнулась, словно маленькая девочка на высоких каблуках, и, жалобно заскулив, повалилась набок.
Как слушают пульс у собак? Я попытался это сделать, нащупывая запястье на лапе, хотя у собак это называется, наверное, как-то иначе, но тут же бросил, поняв, что это бессмысленно. Да и какая разница? Если Астрид жива, то через некоторое время проснется. Если же мертва, то ей уже ничем не помочь. Мне же в любом случае надо приступать к тому, что задумал.
Вдобавок времени у меня было не так уж и много. Я взбежал по лестнице. Спальня теперь была в порядке. Листы фанеры прикрывали разбитые стекла в крыше. Пасторальный пейзаж снова висел на стене, а в том месте, где был сделан сейф, я снял с крючка картину – розовощекую пастушку со стадом овец, и положил ее на кровать.
По пути сюда я старался вспомнить код сейфа, но как только пальцы прикоснулись к наборному механизму, я целиком доверился рукам, и руки не подвели. Руки помнили. Они сами набрали код, словно прочитав письмена на стене.
Пять минут спустя, ну от силы десять, я уже вешал пастушку на место. Сделав еще пару дел, я перешел в библиотеку, где на письменном столе красовался сделанный под старину тяжелый бронзовый телефон. Присев к столу, я позвонил в галерею «Нэрроубэк», доложил о ходе операции. Каролин, в свою очередь, сообщила, что Колкэннон из кафе на углу Мэдисон и Семьдесят девятой не звонил. Я спросил, когда очухается Астрид.
– Понятия не имею, – ответила Каролин. – Я эту пушку купила по случаю, думала, может пригодиться, но сама ни разу ею не пользовалась. Думала, она и тебе не понадобится. Астрид – настоящая леди, даже не рычит, когда я ее купаю.
– Эта леди чуть не перегрызла мне глотку.
– Наверное, она охраняла свою территорию. В другом месте была бы паинькой.
– В другом месте мне ничего не нужно. Сколько у меня еще времени?
– Лучше особо не задерживаться. На маленьких собак это снотворное дольше действует, а Астрид не какая-нибудь моська.