Взмах чёрного крыла
Шрифт:
— Это нечестно — пользоваться моим положением! — крикнула в ответ.
Продолжая пятиться, чуть не споткнулась о кресло, оглянулась назад и решила сбежать. Но даже прикоснуться не смогла к дверям, так как огонь, который всё ещё окружал меня, поднялся высокой стеной, отгораживая меня от заветного выхода и обжигая пальцы.
— Теряешь контроль, — голос Гетера всё так же был спокоен. — Перестань бояться. Страх мешает тебе, моя наложница.
Я обернулась, не видя ничего вокруг себя, кроме пламени, которое вдруг стало пугать. Прикрыв глаза, попыталась взять себя в руки. Советник прав, вырвавшаяся из-под контроля стихия могла поглотить
— Ровнее дыши, — слышала я голос Гетера сквозь треск пламени. Запах гари забивал лёгкие, мешая концентрации, сбивая дыхание.
Глаз не открывала, шепча заклинание, чтобы развеять огонь.
— Молодец, — похвалил советник, а я открыла глаза.
В душе было полное спокойствие, я даже не удивилась преобразившейся спальне. Кресла обуглились, как и деревянный пол. На некогда безупречно белом потолке появился чёрный рисунок. Сам Гетер, продолжая сидеть на нетронутой кровати, поманил меня к себе пальцем.
— Трусиха, научись управлять своим страхом. От него много неприятностей. Ты же храбрая, Тина. Ну же, иди ко мне.
Я рассматривала оборотня, у которого уже и плечи покрылись перьями. Глаза заволокла тьма. Крылья, словно на ветру, чуть раскрывались и снова складывались за спиной. Концентрация помогла пересилить страх.
— Не хочу, — продолжала упорствовать. — Это низко — требовать за свою помощь секс. И почему именно секс?
— А что у тебя есть? — тихо уточнил Гетер, сложив руки на коленях и сцепив длинные пальцы в замок. — Что ты можешь мне предложить, Тина? Денег у тебя нет, положения в нашем обществе никакого, даже отцу и тому ты не нужна.
— Ну и что, что я ему не нужна? Что с того? — зашипела я рассерженно. — У меня есть мама, есть брат!
— Нет у тебя никого, кроме меня, Тина. Мать о тебе не помнит, отцу не нужна.
— Что? — опешила я. — Как не помнит? Что ты такое говоришь! Мама не могла меня забыть!
Гетер прикрыл глаза и опустил голову.
— Могла и сделала это. В этом и заключалась моя работа, Тина. Чтобы никто ничего не помнил про твоего брата. А ты мешала. Из-за тебя никто не мог забыть о наследнике, — я задрожала от сдерживаемых слёз. Как он мог! Гетер взглянул на меня нечеловеческими глазами и печально шепнул: — Я убрал мешающий фактор, и никто теперь не помнит ни о наследнике, ни о тебе. Даже твоя мать.
Я упала на колени, оглушённая правдой. Я не могла принять этого. Мама, моя мамочка не помнила меня! Такого не могло быть. В голове творилась полная мешанина: одно заклинание забвения выплывало за другим, и я понимала, что Гетер не врёт. Он выравнивал полотно реальности для всех, но было одно «но» — я! Я была тем самым раздражителем, который сбивал настройки!
— Если я вернусь, она меня вспомнит, — не столько спрашивала, сколько утверждала. Надежда зажглась во мне, словно робкое солнце, согревая, отгоняя тьму, в которую погружал оборотень. Он кивнул в ответ.
— Если, — подчеркнул он важное условие. — Но у тебя нет сил, чтобы вернуться самой.
— Зачем ты требуешь, чтобы я разделась для тебя? Какая тебе разница? Ты же сильнее, отчего не берёшь силой?! — плакала я вслед за раненым сердцем.
Я поняла, я и есть та самая птица в клетке, о которой говорил Гетер. Я билась о жёсткие прутья и не могла улететь, пока он не откроет её, пока не позволит. А для этого я должна отдаться ему.
— Не хочу, — отозвался Гетер, тяжело вздыхая. — Ты должна сама решиться. Всё зависит от тебя. Если нет, я не против, чтобы
Сила во мне пыталась вырваться наружу, огонь плясал по моим запястьям, спускаясь к пальцам. Я держалась из последних сил, сглатывая слёзы.
— Сама? — уточнила я и, получив в ответ лёгкий кивок головы, протяжно вздохнула.
Так сильно хотелось его ударить, но здравый смысл шептал не злить его. Он сильнее, ловчее. Но удержаться не смогла, приблизилась и выкинула вперёд руку, поджимая губы, желая причинить боль этому монстру, покрытому перьями. Гетер легко поймал мой кулак, сжал до боли, склонил голову набок, наблюдая, как я пытаюсь отобрать свою руку.
— Я предупреждал больше так не делать, Тина.
— А что ты от меня ждёшь? Я не буду безропотно отдаваться тебе! Я не торгую своим телом, как та землянка в академии. Думаешь, я мечтала стать наложницей? Да я вообще думала, что у меня муж будет единственным мужчиной. Единственным! А я стану единственной для него! А что теперь? Кто я? Кто я теперь? — я рыдала в голос. — Во что ты меня превращаешь? Зачем хочешь сделать ещё больнее? Зачем унижаешь меня?
— Унижаю? — удивился Гетер. — Унижаю? — настойчиво переспросил, а затем взорвался гневной тирадой: — Я хочу, чтобы ты подарила мне удовольствие, в ответ сделаю всё, что ты захочешь! Разве это называется унижением? И о какой землянке ты говоришь?
— О той, что оказывала тебе сегодня эти ваши «донорские услуги»!
— Что? Мне? Сегодня?
— Ты не понимаешь, — сокрушалась я. — Я не хочу становиться продажной девкой. Кому я такая буду нужна?
— Мне, — тихо шепнул мужчина, осторожно погладил меня по щеке, заставляя смотреть ему в лицо. — Мне нужна. Я же сказал, что буду твоим единственным. Ты будешь только моей, я обещаю. Никого другого, только я. И с тех пор, как я увидел тебя на Земле, меня никто не кормил кроме тебя. Это всё равно, что пытаться пить воду из застоявшегося болота после чистой родниковой слезы. Тебя жестоко обманули. Я всегда буду только твой.
Я моргнула, совершенно сбитая с толку. Что он имеет в виду? Я пыталась найти ответы в его ничего не выражающих глазах, рассматривала лоб, покрытый перьями, спутанные волосы. Тенгарец в своём половинчатом состоянии больше был похож на тёмного ангела. Я никак не могла понять ход его мыслей. Откуда у него уверенность, что он будет единственным? Если я вернусь, то обязательно найду себе настоящего нормального мужчину. Но главное было вернуться.
Сипло сглотнув, попросила помочь расстегнуть платье. Сама я его точно не смогу снять. Ноги уже не держали, а пальцы не слушались меня. Я развернулась к Гетеру спиной и задрожала от нежных мужских прикосновений. Розовая ткань легко скользила по плечам вниз, открывая тенгарцу моё тело. Он не целовал меня, лишь гладил. Я пыталась вызвать в себе неприязнь к его прикосновениям, но не могла. Я помнила его слова ректору. Он считал, что я его ненавижу за то, что он принуждает меня к сексу, переживал из-за этого, но тем не менее опять повторяется.