Взмах ножа (сборник)
Шрифт:
— Ну, а капитан хотя бы побеседовал с живущими по соседству? — спросил Мудроу.
— Ничего подобного. Я сам опросил людей в этом доме, но никто не видел ничего подозрительного. Не рыскать же мне по всему микрорайону, уж лучше я поработаю над этим отпечатком.
— Все-таки нам придется отнять у тебя несколько часов, — сказал Мудроу. — Бетти и я собираемся как следует поговорить с этим политическим деятелем Энтоном Крайсиком. Я все про него выяснил. Он занимается делами, связанными с недвижимостью, уже давно, с шестидесятых годов. Наверное, из тех старых реформистов, а может, это уже новый вид. Не могу сказать определенно, но думаю, у него достаточно ума, чтобы оценить ситуацию. К тому же он переживает гибель Сильвии Кауфман. Если я смогу выудить из него, откуда он
— Ну, а моя-то задача в чем?
— Я не полицейский, — объяснил Мудроу. — Крайсик не обязан со мной базарить полдня, а если ты покажешь свое удостоверение, он должен будет с нами поговорить.
Пол Данлеп был уже готов спросить Мудроу, почему сержант нью-йоркской полиции должен выполнять приказы гражданского лица, но вовремя остановился.
— Ладно. Только уж тогда давайте побыстрее с этим разберемся, чтобы я смог вернуться к своей работе.
Братьям Коан труднее всего сидеть без дела в ожидании начала операции. Как только они припаркуются возле «Джексон Армз», всем троим ничего не останется, кроме как забиться в глубине микроавтобуса и ждать телефонного звонка от анонимного наблюдателя внутри здания. Если Мудроу решит провести там весь день, разговаривая с жильцами, то им придется ждать целую вечность. Они высказали матери все свои соображения, но та в очередной раз завопила, называя их сосунками и гомиками.
— Это наш самый большой шанс, ребятишки, — объяснила она. — Марти Бленкс мне лично сказал, что будет более чем благодарен, если этот человек отправится на тот свет. С каких это пор такие шишки, как Марти Бленкс, лично звонят людишкам вроде нас? А вы, ленивые подлецы, готовы рискнуть единственным шансом только потому, что не хотите пропустить свои утренние развлечения. Какие вы после этого мужчины? Я всегда говорила, проклятие каждой ирландской матери — это сын-ирландец.
От дома, где жили Коаны, до «Джексон Армз» было недалеко, и непоседливые братья решили сделать крюк и заехать в «Асторию». Они медленно объехали дом на Двадцать восьмой улице, рядом с заводом Кон Эд, и остановились на углу. Через пять минут Катерина Николис уже спешила к машине и, не сказав ни слова, забралась на заднее сиденье. Она жила со своими родителями, разговаривала за ужином по-гречески, но уже состояла солдатиком растущей армии нью-йоркских ребятишек, которые пристрастились к кокаину. В пятнадцать лет она была готова сделать все что угодно для мужчины (или мужчин), который мог снабдить ее наркотиком. Любопытно, что она никогда не думала об этом как о проституции. Катерина смотрела на себя в зеркало и видела прекрасную сирену с черными волосами и черными глазами, нежной, молочного цвета кожей и полными губами. Пятно черных волос внизу плоского живота так контрастировало с белой кожей, что мужчины охотно тратили сотни долларов, чтобы поддерживать ее привычку, которая, кстати сказать, подстегивала сексуальные аппетиты Катерины и все значительно упрощала.
Катерина легла на матрас с водяной прокладкой теперь уже полностью оборудованного автобуса, который Реббит увел из северного района Джерси прошлой ночью. Счастливо улыбаясь, она дотянулась до трубки и крошечных пузырьков с крэком, которые держал в руке Мик Коан. После первой затяжки она подняла коленки, и коротенькая юбочка сползла до талии.
— Вот это потолок, ребята, — сказала она, имитируя ирландское произношение. — Просто потолок!
У Мудроу было предчувствие, что день окажется неудачным. Он толкнул входную дверь в «Джексон Армз» (не воспользовавшись ключом) и увидел в коридоре Ино Кавеччи. Сначала помощник юриста выдал Бетти список с датами судебных заседаний, и на какое-то время Мудроу вздохнул с облегчением. Но потом Кавеччи обратился к нему:
— Послушайте, Мудроу, что происходит с этими людьми? Я не видел ничего подобного! Они даже не пускают меня на порог. Они не хотят ни во что вмешиваться. Китайцы не желают разговаривать с индийцами, индийцы не хотят разговаривать с ирландцами, корейцы вообще считают, что они японцы, черт возьми!
— Ну ладно, Ино, — прервал его Мудроу. — Почему бы тебе просто не сказать, что ты хочешь? У меня много работы.
Кавеччи, оскорбленный, отошел от Мудроу.
— Послушайте, да мне на самом деле наплевать! Конечно, командуете парадом здесь вы, но вы и должны понять, в доме скоро не останется ни одного законно проживающего жильца, если не остановить то, что происходит. Я давно занимаюсь этими делами и могу вам сказать, если люди не хотят бороться сами за себя, то никакие суды и политиканы им не помогут.
— Ну, а как же официальный представитель городских властей — Коннели? — прервала его тираду Бетти, пытаясь смягчить гнев Кавеччи. — А агентство по сохранению и развитию недвижимости? Я думала, они тоже здесь работают.
— Здесь все крутятся сейчас только потому, что дело Бенбаума получило огласку. Но как только полиция оставит лишь обвинение в незаконном хранении оружия, они сразу займутся другими делами. Если вы хотите видеть в доме официальных лиц, надо, чтобы постоянно происходило что-то драматическое. Новый управляющий — Генри-Как-Его-Там — вчера врезал в подъезд новый замок, а ночью кто-то его опять вышиб. В три часа дня, когда детишки возвращаются домой из школы, у двери в подвал уже стоят наркоманы и…
Мудроу снова его прервал. На этот раз в его голосе слышалось раздражение, хотя он пытался говорить спокойно.
— Как это ни грустно признавать, но я думаю, вы правы. Большинство людей не считают нужным сражаться за себя. Может быть, они думают, что достаточно платить налоги, чтобы иметь право жить в безопасном мире. На самом деле первыми выезжают те, кто въехал последними. У них нет чувства дома и есть деньги. Я думал об этом вчера вечером и пришел к выводу, что это в принципе не мои проблемы. Сейчас я ищу поджигателя и того, кто приказал сделать поджог, в этом мне неплохо удается ориентироваться. А что касается различных чудес, то они не по моей части. Если у вас есть что-то конкретное, в чем нужна моя помощь, я буду только рад ее оказать. Ну, а кроме этого, мне нечего вам посоветовать.
Реббит Коан сидел на качающейся водяной постели, повернувшись спиной к рулю микроавтобуса. Он с удивлением смотрел, как Катерина Николис стоит на коленях с высоко поднятой голой задницей и трудится над Миком с таким же усердием, как и над трубкой с крэком. Она была сильно под кайфом и не видела, что за ней наблюдают. Для Реббита это было лишь еще одним доказательством колоссальной силы «белой леди», особенно в виде чистого кокаина.
Реббит за свои двадцать семь лет никогда не баловался крэком или каким-нибудь наркотиком (кроме, конечно, ирландского виски, которое вряд ли можно считать таковым, хотя с какой точки зрения смотреть). Но он много раз наблюдал власть этого дурмана. Сначала, в детстве, над друзьями, с которыми играл на улице. Половина из них пробовала героин, четвертая часть уже стала неконтролируемой. Теперь кое-кто из них мертв — от слишком большой дозы или от СПИДа. Но с кокаином ассоциировались и другие вещи, например, относительная легкость в добывании денег, золотых цепочек и немецких машин. Реббит еще жил в Европе и служил в армии, когда в Америке началась кокаиновая эпидемия. Он был рад, что уроки выучены до того, как появился соблазн.
Близнецы Коан были в самой гуще этого бизнеса, но тоже устояли перед искушением попробовать белый порошок. Рабочие-строители, все они зимой, когда работы не хватало, пополняли свои доходы вооруженными грабежами, игрой в карты и другими азартными играми. По субботам напивались до беспамятства. Крупная перемена в их жизни произошла после того, как они встретили старого друга, адвоката по имени О’Брейн. Он знал многих кокаиновых предпринимателей, которым время от времени были нужны чьи-то надежные мускулы. Мик и Бен со своими широкими ирландскими улыбками ничего другого, кроме мускулов, предложить не могли.