Взорванная тишина. Сборник рассказов
Шрифт:
Чуть «отойдя» от оглушившей его догадки, Фурсов почувствовал необходимость остаться одному. Как только майор покинул кабинет, он обратился к Савельеву:
– Слышь, Николаич. Тебе сейчас не до меня, разгребай это дело, а я пока в гостинице побуду, как освободишься, дай знать.
Савельев удивлённо посмотрел на сменщика. Зная о вредном характере Фурсова, он не сомневался, что тот захочет присутствовать при работе комиссии и, помогая ей, набрать «баллы» в лице корпусного начальства, показать какое неважное хозяйство ему предстоит принимать, дабы понизить спрос с себя в будущем…
– Как хочешь. Только боюсь, это затянется. Может, в процессе расследования и в дела втянешься?
– Нет,
– Хорошо, – согласился Савельев. – Сейчас я машину вызову.
– Не надо Николаич, машина сейчас тебе нужней, я до гостиницы и пешком дойду, воздухом подышу.
– Ну, как хочешь, – ещё более удивился Савельев.
3
От полка до жилого городка идти где-то с километр. Встречные офицеры и прапорщики козыряли, удивлённо глядя на идущего пешком полковника – заштатный гарнизон не Москва и здесь полковник фигура редкая и весомая. Фурсов шёл, не отвечая на приветствия, ни на что не отвлекаясь, он лихорадочно переваривал только что услышанное: сын Аньки Селивановой с пятого этажа, его бывшей одноклассницы повесился сегодня в этой унылой степи на брючном ремне, а сейчас для него мастерят цинковый гроб и этот медведеобразный майор повезёт его в Лухов…
В седьмом классе Аня как-то вдруг похорошела: на летние каникулы уходила угловатой и бесформенной, как и её сверстницы, а через три месяца её было не узнать – выросла, округлилась, налилась. На неё стали заглядываться, а во время физкультуры специально приходили поглазеть в школьный спортзал даже старшеклассники: форма установленная в те годы на уроках физкультуры для девочек, белые майки и обтягивающие трусы, позволяла ей эффектно демонстрировать все свои достоинства. Аня довольно скоро освоилась с ролью школьной «королевы красоты» и вела себя соответствующим образом, вызывая жуткую зависть подруг. Училась она неважно, но ничуть от этого не страдала, а женщины и бабульки во дворе так и вовсе не сомневались, что ей учёба ни к чему, всё равно лучшего жениха отхватит. Саша Фурсов это знал со слов своей матери, у которой обычно то, что в голове, тут же оказывалось на языке.
Саше тоже нравилась Аня, но рослая красавица своего невзрачного соседа и одноклассника откровенно игнорировала. Сколько раз он специально поджидал её в подъезде, чтобы вместе идти в школу, но она, красноречиво смерив его взглядом, тут же убыстряла шаг, всем видом показывая, что не желает идти рядом с таким недомерком. Гулять с парнями, как правило, старше себя, она начала где-то с восьмого класса. Иногда ухажёры приезжали за ней на «Явах» и тогда Аня на виду у всего двора независимо и гордо усаживалась за их широкие спины и мчалась куда-то…
Саша рос без отца. Невысокий, слабосильный, но злой и обидчивый, он часто бывал битым.
Он шёл в военное училище с целью, во что бы то ни стало сделать карьеру, возвыситься над теми, кто его унижал. Эта мысль вела его, помогала преодолевать препятствия, трудности, терпеть невзгоды, выжидать. Уже будучи курсантом, приезжая на каникулы он видел, как продолжала цвести его соседка. Но Аня по-прежнему не обращала на Сашу никакого внимания, хоть конечно и знала, что он станет офицером. Здесь Саша просчитался, поверив на слово матери, что офицеры живут на много лучше гражданских, и всякая девчонка только и мечтает о таком женихе. Мать рассуждала понятиями сороковых и пятидесятых годов, когда служба была ещё «городской», а на рубеже шестидесятых и семидесятых служба для не блатных
Именно тогда, «несолоно нахлебавшись» на танцверанде, Саша сам себе поклялся приехать в родной город при большом чине… доказать всем… заставить пожалеть Её. Ох, как он её ненавидел в тот момент, когда некий патлатый верзила при всех лапал её в танце, а она это благосклонно принимала… Ненавидел… и больше всего на свете хотел оказаться на месте того верзилы. Тогда же он поставил перед собой и ещё одну цель, во что бы то ни стало жениться на красавице, чтобы привезти её в свой двор, показать всем, доказать всем…
Фурсов поднялся к себе в номер и, не обращая внимания на подселённого к нему соседа, командировочного-подполковника, повалился на кровать и, уперев взгляд в потолок, застыл в недвижимой позе, чем привёл соседа в замешательство.
Пути Саши и Ани разошлись: он делал карьеру в глухих гарнизонах азиатской части Союза, она в родном городе бегала по танцам, отвергала многочисленные предложения о замужестве.
Во время его отпусков изредка, мельком, встречались, здоровались, но не перекидывались и парой слов. Замуж, несмотря на оптимистические прогнозы, Аня вышла довольно поздно, в двадцать четыре, будучи уже беременной, за какого-то шофёра-дальнобойщика, будто бы зарабатывающего большие деньги. «Начальник или сын начальника, видно не подвернулся», – злорадствовала мать Саши. Сам же он тогда ходил ещё в старлеях, и особой перспективы у него не намечалось.
Погрузившись в службу, Саша со временем перестал болезненно реагировать на известия об Ане, приходящие иногда в материнских письмах. Его неуёмное желание отомстить отошло, отложилось, заслонённое повседневными заботами. В двадцать семь и он женился, увы, не на красавице, просто так было надо. Ему неожиданно «засветила» заманчивая загранкомандировка сроком на два года, но туда холостяков не брали. Жениться пришлось, что называется, наспех, на случившейся рядом сестре сослуживца. Зато именно та командировка послужила, наконец, толчком к его служебному росту: по возвращении Фурсов без проблем поступил в Академию. Его мечты начали воплощаться в реальность – в тридцать четыре он заместитель, а в тридцать семь уже командир полка. Конечно, ничего не далось легко, недаром гласит молва: быть генералом нетрудно, но стать им очень тяжело. И у Фурсова наметилась эта чудесная перспектива – генеральская должность.
И вот всё… Всё эта проклятая Перестройка, сокращение Вооружённых Сил… и уже ничего не светит. В сложившейся ситуации Фурсов даже завидовал этим сорокалетним капитанам и майорам, у которых нежданно-негаданно появилась своя перспектива – уволиться по сокращению раньше срока, со всеми льготами и пенсией. У них появилась, а у него наоборот… Какая несправедливость. Он всё терпел и переносил, чтобы вытерпев, иметь возможность приказывать таким вот неудачникам, гордецам не умеющим лавировать и прогибаться, унижать в ещё большей степени, чем унижали его самого. Так за что же им такой подарок судьбы, а ему такой удар?