Взорвать «Аврору»
Шрифт:
– Прощаетесь? – раздался где-то рядом приятный мужской голос. Владимир попытался оглянуться, но это у него не вышло – настолько плотно стояли рядом чужие люди. Определил только, что говорил сосед слева, также стиснутый другими.
– Навсегда, – с грустной усмешкой отозвался Владимир на вопрос неизвестного.
– Никогда не употребляйте этого слова, коллега, – наставительно прозвучало слева. – Тоже на Дон?
Сабуров вздрогнул. Снова захотелось повернуться к собеседнику, но ему не дали.
– Да вы не опасайтесь, я сам на Дон, – хмыкнули слева.
– С кем имею честь, простите?
– Да какая разница, – прозвучало в ответ. – Все мы теперь без роду без племени.
– А
Владимир резко обернулся. Перед ним стояла Елена. Глядела на него без упрека, без разочарования. Странное дело, но Сабуров испытал что-то вроде облегчения, когда увидел ее. Словно появилась в Ленинграде родная душа, хотя еще несколько часов назад он даже не знал эту девушку. Набережная была безлюдной, но теперь Владимир и без того, сам не зная почему, был уверен в том, что не Елена снабдила чекистов его приметами.
– Не знаю почему, но я ждал этого, – усмехнулся он.
Елена пожала плечами.
– Вот странно… Мы же расстались вроде как насовсем, не обещая никакой встречи друг другу.
– А почему встретились снова? – улыбнулся Сабуров.
– Потому что Петербург очень маленький. И еще потому что я иду в Летний сад, когда мне грустно. – Она помедлила. – И еще потому, что я этого хотела…
– А я ждал… – Владимир выбросил окурок папиросы в Неву и проследил за тем, как его подхватила осенняя вода. – Странно, я ищу, ищу одного человека и не могу найти, а вас встречаю без всяких поисков.
– Это тот самый человек, которого вы искали через горсправку? Барышня, конечно?.. – Елена взяла Владимира под руку. – Пойдемте в сад. Заодно и расскажете.
Летний сад охватили ноябрьские сумерки. Среди облетевших деревьев с печально опущенными ветвями медленно передвигались фигуры сторожей, закрывавших мраморные статуи деревянными ящиками. Двое рабочих, стоя на лестницах, прислоненных к стволам деревьев, натягивали поперек аллеи красный транспарант с надписью «Слава вождю пролетарского Ленинграда тов. КИРОВУ!»
Посетителей в саду не было. Владимир и Елена медленно шли под руку по аллее, разглядывая те статуи, которые еще не успели укрыть на зиму.
– Как здесь странно и тихо, – негромко заметила девушка. – Помните, у Ирины Одоевцевой были стихи о том, как она поменялась телом вот с ней?.. – Она кивнула на мраморную статую нагой богини со щитом в руках.
– Увы… Я почти перестал читать стихи в последнее время, – сознался Сабуров.
– Хотите, прочту?
– Конечно.
Он сказал: «Прощайте, дорогая,Может быть, я больше не приду».По аллее я пошла, не зная:В Летнем я саду или в аду.Тихо, пусто. Заперты ворота.Но зачем теперь идти домой?Меж деревьев черных белый кто-тоБродит, спотыкаясь, как слепой.Вот подходит ближе. Встала рядомСтатуя, сверкая при луне,На меня взглянула белым взглядом,Голосом глухим сказала мне:«Хочешь, поменяемся с тобою?Каменное сердце не болит.Каменной ты станешь, я – живою.Встань сюда, возьми мой лук и щит».«Хорошо, – согласно я сказала, —Вот мое пальто и башмаки».Статуя меня поцеловала,Я взглянула в белые зрачки.Губы– Вы сказали, что перестали читать стихи, – помолчав, продолжала Елена. – У вас нет времени на них?
– И времени, и сил. Иногда в порту так руками намашешься, что потом разогнуться трудно. Тут уже не до стихов…
– «Есть одна конторка на Васильевском острове»? – лукаво спросила девушка.
Владимир мысленно проклял себя.
– Ну да… там же гавань.
– В которой вы работаете грузчиком… – Елена взяла в свою руку его натруженную ладонь, взглянула на следы мозолей, провела по ним пальцем. – Я заметила это, еще когда мы танцевали. Как это печально.
Сабуров отнял у нее руку.
– Странно, вы… вы сначала произвели на меня такое впечатление…
– Какое? – Елена грустно усмехнулась. – Девочка для развлечения бывшего штабс-капитана Епишина и не только его одного?
– Да нет, что вы… – смутился он.
– Ну а какой еще быть, когда все прежнее исчезло? – устало проговорила Елена. – Все хотят строить новый мир, а я не хочу. Мне было прекрасно в старом мире.
– Ваши родители…
– Их нет. Помните, когда Канегисер убил Урицкого? Мне было тогда шестнадцать. Тогда ЧК взяла заложников, много заложников… Родители собирались уезжать в Финляндию, но не успели.
Владимир отлично помнил эти сентябрьские дни восемнадцатого. Тогда Петроград был перетряхнут чекистами от фундаментов до чердаков, и он уцелел буквально чудом.
– Мне очень жаль, – глухо сказал Сабуров. – Простите.
– За что? – Елена нервно передернула плечами. Ее речь становилась все более путаной и рваной, язык заплетался. – Это вы простите, я ничего не делаю, я просто птичка на глупой ветке… есть такая песня у этой идиотки Лизы Рихтер. А вы – вы молодец. Приехали сюда, что-то делаете… Впрочем, ненадолго…
– Что ненадолго? – не понял Владимир.
– Да потому что вас скоро возьмут. Они тут всех берут, без разбора. Вот Борюсик как-то еще держится. Хотя, думаю, его используют ради приманки, зачем-то он им еще нужен…
Владимир остановился, взглянул в глаза Елены. Увидел расширившиеся, помутневшие зрачки.
– Елена, вам плохо?
– Да, конечно, плохо, – равнодушно проговорила она. – Всем сейчас плохо. Особенно если вместо кокса дают такой вот бодяжный страх… они, наверное, даже мела туда добавили, гады. Что? – спросила она деревянным голосом.
– Ничего. Куда вас отвести?
– Отвезите меня… – Елена задумалась. – Знаете, в детстве, в гимназии, все это учишь, учишь, красивые названия, география, Портофино, Сан-Себастьян, а сейчас… Господи, да есть ли оно, Портофино это?.. – Она поникла головой, взглянула исподлобья, виновато. – Ради Бога, простите меня. Накатило. Сейчас отпустит.
Он неловко обнял девушку, гладя ее по голове. Хлюпая носом, Елена пробормотала:
– А вы мне обещали про барышню рассказать.
– Про какую барышню?