Взорвать «Аврору»
Шрифт:
– Простите, можно видеть Андрея Григорьевича? – осведомился Сабуров, все еще надеясь на лучшее.
Половой вздохнул:
– Вышел весь Андрей Григорьевич, царство ему небесное.
– Когда? – глухо спросил Владимир.
– Да третьего дня, – словоохотливо начал объяснять половой. – Тут ведь фабрику какую-то будут строить, а дом под снос идет. А Андрей Григорьевич аккурат кредит взял под полное обновление. Ну, он и туда, и сюда, и в суд, и в городскую думу, а кто русского слушать будет?.. Ну, он, сердешный, под трамвай и кинулся. В газетах даже было. А вы
Владимир, не отвечая, медленно пошел к двери.
Войдя в квартиру, водитель такси и его пассажир перестали быть теми, кем они могли показаться незнакомым людям на улице. Здесь они были не бесправными эмигрантами, до поры до времени терпимыми латвийским правительством, а генералом Покровским Алексеем Кирилловичем и полковником Шептицким Павлом Дмитриевичем – председателем и заместителем председателя Балтийской Военной Лиги – объединения, созданного на английские деньги для борьбы с Советской властью.
Пять лет назад, в 1922-м, это было весьма могущественная по эмигрантским масштабам организация, объединявшая под своим крылом почти десять тысяч русских офицеров, волею судеб оказавшихся в Прибалтике. Все они были молоды, закалены недавними Великой и Гражданской войнами, имели огромный боевой опыт, а главное – горели ненавистью к большевикам и желанием драться с ними. То, что финансировать Лигу взялись именно англичане, было далеко не случайным. С начала 1920-х в Риге активно действовала резидентура Сикрет Интеллидженс Сервис, работавшая под прикрытием паспортного бюро британского посольства. Большинство английских дипломатов, включая посланника в Риге, неофициально работали на разведку.
Какое-то время англичане финансировали Лигу, как говорил Шептицкий, «по высшему тарифу», однако затем, году к двадцать пятому, начали постепенно сворачивать дотации. От Лиги откололся ряд более мелких организаций в Эстонии и Литве, которые пытались перетянуть одеяло на себя. О грядущем вторжении в Совдепию никто уже не говорил, о том, чтобы предоставить всем участникам Лиги отдельные квартиры – тоже. Председатель Русского Общевоинского Союза барон Петр Николаевич Врангель недвусмысленно требовал от руководства Лиги переходить под юрисдикцию Союза. В 1924-м первый глава Лиги, полковник Томилин, отказался от должности в пользу генерал-майора Покровского, который отчаянно пытался хоть как-то восстановить былое положение Лиги. Но удавалось это ему с большим трудом. Словом, начался неприятный, но, по-видимому, неизбежный период взаимных разбирательств, дрязг и интриг…
Квартира, которую снимал Шептицкий, по дореволюционным масштабам была совсем скромной. Двухкомнатная, плохо обставленная, окнами на маленький, темный рижский дворик-колодец. Но по нынешним временам и это было совсем недурно. А уж работа таксиста и вовсе была мечтой любого эмигранта. «Умеет Шептицкий все же устраиваться», – подумал генерал с усмешкой, снимая в прихожей пальто.
– Хотите кофе? – словно подтверждая его мысли, спросил полковник уже из кухни. – У меня есть немного бразильского. Вчера заглянул в магазин колониальных
Покровский вошел в комнату, приложил озябшие ладони к белому кафелю высокой печи, расположенной в углу. Полковник внес на подносе две маленькие изящные кофейные чашки.
– Давненько мне не подавал кофе полковник, – с усмешкой проговорил Покровский, беря с подноса одну из них.
– Просто мало ходите по ресторанам, Алексей Кириллович, – откликнулся Шептицкий. – Полковников-официантов – пруд пруди. Впервые с таким мне пришлось столкнуться еще в июне восемнадцатого, в Киеве. На Крещатике подавал, в форме, при орденах, сволочь…
– И что вы сделали с ним? – поинтересовался генерал.
– Смазал по роже, конечно. Присаживайтесь, прошу…
– А если он не согласится? – возобновил начатый в такси разговор Покровский, беря в руки маленькую изящную кофейную чашку.
Полковник покачал головой:
– Согласится. В такой ситуации, как у него, люди не отказываются…
– Смертник… – словно сам себе сказал Покровский и отпил кофе.
– Ну почему же? – возразил Шептицкий. – Группа Ларионова благополучно вернулась в Финляндию. Да и кроме того, Алексей Кириллович, все мы в этом мире смертники. Тем более мы, офицеры… Только редко об этом вспоминаем.
Генерал хмуро поставил чашку на стол, вынул из кармана плоский портсигар. Слабое сентябрьское солнце, игравшее в окне, блеснуло на гравировке «Дорогому Подполковнику А.К. Покровскому отъ сослуживцевъ въ память праздника полка. 6 декабря 1907 г.». Душистый дымок папиросы потянулся к потолку.
– Ну хорошо… – генерал задумчиво выдохнул дым. – А если он… этот ваш капитан… вздумает завернуть на Гороховую, 2? Что тогда?..
– Нет никакой Гороховой, Алексей Кириллович, – сухо сказал полковник. – Есть улица Дзержинского. Как вы думаете, боевой офицер, чей отец был замучен большевиками на его глазах, два года воевавший с красными, побежит в ГПУ сдавать своих?
– Он мог быть завербован ЧК в восемнадцатом. Вы же сами сказали, что он скрывался в Петербурге.
– Когда он вербовался в Северо-Западную армию, его проверяли, – покачал головой Шептицкий. – Несколько офицеров подтвердили, что он состоял в тайной организации, боровшейся с большевиками.
– Личные мотивы? – спросил Покровский.
– Какие? – пожал плечами полковник. – Отец погиб, мать в Риге, родственников в Совдепии нет.
– Бывшая собственность? Дом, имение?..
Шептицкий усмехнулся.
– Алексей Кириллович, вы словно прочли большевицкую книжку о русском офицерстве. Это их авторы уверяют, что до революции все офицеры были миллионерами и жили в имениях. Вам ли не знать, что на самом деле собственными поместьями могли похвастаться только два генерала из ста?.. Правда, Сабуров – как раз редкое исключение. Имение приобрел еще его дед, служивший в лейб-гвардии во времена Александра III. Государь высоко его ценил и однажды пожаловал крупной суммой денег, на каковую и было приобретено имение. Но сейчас от Сабуровки остались разве что воспоминания. Ее сожгли красные в девятнадцатом.