Взрослая жизнь для начинающих

Рутледж Виктория

— Не переживай, голубушка, — сказал он ласково. — Такое со всеми случается. Внезапно просто перестаешь соображать, да?

Айона что-то неслышно простонала, спрятав лицо в ладонях.

— Не нервничай из-за этого, — продолжал Нед. — Никто не ранен, ничего не сломалось, просто вот такая дурная штука, да? Но лучше тебе пройти это сейчас, а потом на экзамене справиться с ситуацией.

— Но я умею проезжать перекрестки, — взвыла Айона. — Я знаю,что нужно делать. Но мозг просто не успевает вовремя отреагировать! Как же я позволила Ангусу уговорить меня этим заниматься? Я не хочуводить! Я сажусь за руль и тут же становлюсь овощем!

Ненавижу!

Одной рукой Нед обнял ее за плечи, а другой переключил передачу на нейтраль и поставил машину на ручной тормоз.

— Айона, не могла бы ты мне включить зажигание?

Он почувствовал, что она дрожит.

— Нет, мы заглохнем.

— Не заглохнем. Мы не включали передачу, и машина стоит на ручном тормозе. Просто поверни ключ на первое деление.

Она протянула руку — рука дрожала — и прикоснулась к ключу, но тут же убрала пальцы с ключа, как будто обожглась. Потом, с заметным усилием, Айона схватилась за ключ и включила зажигание.

— Замечательно. — Нед тихо включил радио. Ди-джей проводил викторину для слушателей, и в качестве приза предлагалась текила по весу победителя. В душе позвонившей слушательницы явно боролись жадность и гордость, потому что она никак не могла решить, сколько же она весит. — Так лучше?

Айона обессиленно улыбнулась.

— Намного лучше.

И тут ее лицо снова исказилось от стыда, смешанного с беспомощной яростью. Нед ничего не сказал, — они сидели и вместе слушали радио. Девять стоунов десять фунтов [64] «Куэрво Голд», как и было обещано, отправили в Кроли, и ди-джей рассказал последние транспортные новости, а затем включил песню «Текила» группы «Террорвижн».

64

Чуть больше шестидесяти килограммов.

— Да-a, мне текила поднимает настроение, — сказал Нед. — Но на тебя, судя по тому, как прошел твой восемнадцатый день рождения, она действует скверно.

— В тот день мне портили настроение и некоторые другие вещи, если помнишь. — Айона все так же держала голову руками, голос ее звучал глухо, фразы прерывались приступами икоты.

— Что, например?

Айона посмотрела на него с недоумением.

— Э-э, Гари Уильямс, мамин «фиат», который я угробила, наши предэкзаменационные испытания… Мне кажется, что на фоне всего этого текила помогала мне поверить, что жизнь все еще продолжается…

— Ах, — в задумчивости произнес Нед, философическим жестом коснувшись своего длинного носа, — как же быстро мы все забываем.

— Ну, ты, может, и забыл. Моя мать наверняка не смогла.

— Думаю, Гари Уильямс тоже не забыл. Как и те добрые люди в полицейском участке города Карлайла.

Нед открыл очередной пакетик чипсов.

— А нам не нужно убрать отсюда машину? — спросила наконец Айона. — Мы не перегородили дорогу?

Нед посмотрел по сторонам.

— Ну, ты остановилась достаточно далеко от перекрестка, и на дороге практически нет транспорта, да и не важно, мне плевать, что могут подумать о том, как ты тут припарковалась. Тебя это волнует?

— Не особенно. Но на парковку это не похоже. Наверное, кажется, что машина сломалась и мы дожидаемся приезда технической службы.

— Все не так плохо, как тебе кажется.

— Мне нельзя выезжать на дорогу, — застонала она. — Ведь так, правда?

— Айона, я не собираюсь тут сидеть и говорить комплименты твоей заниженной самооценке, если ты этого сейчас добиваешься. Водишь ты совсем не так плохо, как думаешь. — Нед взял ее за ухо и мягко потянул, заставив ее оторвать взгляд от педали сцепления и посмотреть на него. — Если хочешь, чтобы у

тебя стало что-то получаться, — продолжал он спокойным, сдержанным тоном, — то нельзя так жестко относиться к себе. Я знаю, ты уже давно позабыла, что это такое — не уметь что-то делать, но ведь никто и не говорит, что ты научишься водить, не допустив ни одной ошибки. Всеиногда ошибаются. Постоянно. Господи, когда я только начинал работать в Лондоне, первые два месяца мне не доверяли даже резать лук, но и сейчас я, бывает, что-нибудь напутаю. — Он засмеялся. — Да господи, вот и вчера вечером, когда было так много посетителей, я отправил два блюда, забыв положить овощи.

— А, так тебе же очень повезло с кадрами, — напомнила ему Айона. — Твои подчиненные замечают такие оплошности и тут же подают овощи на отдельной тарелке.

— Айона, пойми, мне наплевать, я готов к тому, что ты будешь ошибаться. И я все равно не дам тебе нас убить или угробить мою единственную дорогую вещь.

— Но мне на мои ошибки не наплевать! — выпалила она, для выразительности ударив кулаками по рулю. Ангус в своей машине не дал бы ей так себя вести — могли бы сработать подушки безопасности. — Я терпеть не могучувствовать себя полной дурой! Я не выношу, когда Ангус читает мне лекции, напоминает о деревьях, о проезжающих на велосипедах монахинях и даже о неподвижных предметах на другой стороне дороги, черт возьми! Меня бесит то, что вот и еще что-то вы все умеете, а я нет! Прямо как боулинг!

— Причем тут боулинг?

— Да ты прекрасно знаешь, что я думаю о боулинге, — зашипела Айона. — Вы все умеете играть, а я нет, и каждый из вас весь вечер поучает меня, как надо работать рукой, советует кидать шар всегда с одного и того же места, а потом вы весело смеетесь, когда мне все-таки не удается сбить эти ваши долбаные кегли. А Тамара, черт ее побери, в своих облегающих брючках для боулинга, — да она подростком так мучилась от одиночества, что каждую пятницу отправлялась в ближайший кегельбан, — все время сбивает кегли и делает вид, что это совершенно случайно, чтобы мужики не позавидовали и не перестали за ней бегать.

Нед ничего не ответил. В тех редких случаях, когда Айона выходила из себя, она успокаивалась только после того, как полностью все извергала, как вулкан, и тому, кто попытался бы ей помешать, пришлось бы попросту свариться в этой лаве. И только этого никак не мог понять Ангус, отлично умевший чувствовать любые перемены ее настроения, — он пытался остановить расплавленную лаву, а потом не понимал, что это опалило ему брови.

Айона снова минут на пять погрузилась в свирепое молчание, прерываемое только невольно вырывающимися страдальческими вздохами, — перед глазами у нее снова и снова вставало происшествие на перекрестке, как будто из ее подсознания запускался дьявольский рекламный ролик. Ей не верилось, что Нед все так спокойно воспринимает. Когда в Ричмонд-Парке она не вполне уловила намерения водителя «поло», Ангус так рванулся схватиться за руль, который она все еще сжимала дрожащими пальцами, что чуть не размозжил о бардачок коленную чашечку.

— Да он сам виноват, что заставил тебя ездить на такой машине, — неожиданно сказал Нед. — Я не смог бы водить «интеграле». Это же гоночная машина, блин.

Айона что-то пробормотала в знак согласия. Ее совсем не удивило, что Нед как будто услышал ее мысли, — это случалось постоянно, — а теперь, когда он заговорил об этом, она подумала: по какому такому праву Ангус заставляет ее мучиться от стыда, — разве может она нормально водить машину, с которой так трудно справиться и которая, что самое главное, представляет собой предмет его гордости и обожания. Само собой, она чувствовала за рулем так, как будто ее снимают для телевидения.