Взрыв в Леонтьевском
Шрифт:
— Внимание, граждане! Всем оставаться на местах! Приготовить документы!
С очевидной неохотой и тревогой в огромных, таких черных, что зрачков не различить, глазах женщина вернулась в свое отделение, присела на краешек жесткой скамьи, нервно перебирая тонкими пальцами ручки сумки.
В проходе показался медленно перешагивающий через баулы, чемоданы, узлы проверяющий чекист, следом за ним два красноармейца с кавалерийскими карабинами без штыков. Судя по доносившемуся шуму, второй наряд работал в другой половине вагона.
По мере приближения контроля нервозность женщины все более нарастала, и это не осталось незамеченным:
— В чем дело, гражданочка? Куда это вы?
Охнув, женщина попыталась сунуть свободную правую руку за пазуху. Опять-таки не грубо, но достаточно сильно чекист перехватил и сжал ее запястье. С негромким стуком упал на зашарпанный пол так называемый карманный браунинг. Назывался он так из-за небольших размеров, но сильный патрон калибра 6,35 миллиметра делал его достаточно опасным, причем безотказным оружием.
Никак не выразив своего удивления, тем более недовольства, чекист мгновенно припечатал пистолет к полу носком сапога, потом подобрал, вытер аккуратно о полу тужурки и сунул в карман. Затем взял у враз обессилевшей женщины кошелку, передал ее красноармейцу и будничным, каким-то даже скучным голосом сказал:
— Придется пройти с нами, гражданка-дамочка…
Задержанную доставили в помещение транспортного отдела Брянской чрезвычайной комиссии. В раскрытое настежь (иначе немыслимо было проветривать насквозь прокуренную злой моршанской махрой небольшую комнату) окно доносились обычные станционные звуки: натужные свистки локомотивов, невпопад удары колокола, которые давно уже ничего не означали, гомон и выкрики пассажиров.
Чекист, задержавший незнакомку, выложил на ободранный канцелярский стол, за которым восседал начальник отдела Анисимов, браунинг, к нему две обоймы, документы, изъятые при поверхностном досмотре. Аккуратно приставил к ножке стола соломенную кошелку, в которой, как успел убедиться, ничего, кроме немногих носильных вещей и продуктов на дорогу, не было.
— Снята с московского, — доложил он лаконично, без подробностей.
Анисимов, не обратив внимания на браунинг, быстро пролистал документы. Поднял добродушное курносое лицо со словно чужими, жесткими глазами:
— Значит, гражданка, имя ваше будет (он заглянул на всякий случай, чтобы не переврать, еще раз в паспорт задержанной) Софья Каплун?
— Да…
— Фиксирую ответ как положительный, — удовлетворенно отметил Анисимов. — И следуете вы, гражданка Каплун, — он снова для надежности, такая уж у него была привычка, заглянул в документы, — в город Екатеринослав, уроженкой коего и являетесь, по сугубо личным обстоятельствам. Так? (Женщина согласно кивнула головой.) Фиксирую — так…
Затем, грустно вздохнув, не скрывая сарказма, Анисимов сказал:
— А пистолет этот, у вас отобранный, браунинг образца 1906 года, взяли с собой в целях самозащиты от нападения банды атамана Зеленого, а может, Шовкопляса, а может, еще кого… Так?
Женщина сидела, словно окаменелая, недвижный взгляд уткнулся куда-то в потолок. Меж тем чекист задумался на несколько секунд, явно припоминая что-то. Потом заговорил, вначале неуверенно, затем все более убежденно, что не
— Знакомая фамилия, гражданка, да и личность, в смысле обличье, по выразительности мне также известна. Наезжали вы в Брянск… Точно скажу, когда именно наезжали — в августе прошлого, стало быть, одна тыща восемнадцатого года. Аккурат под мятеж нашей федерации анархистов. Присутствовал, помнится, тогда в вашей компании небезызвестный в наших палестинах Митько-Богдан, ликвидированный впоследствии со своей бандой в Дубровинском скиту Медведевым-младшим… А вас на Покровской горе задерживал тогда сам начальник ЧК товарищ Медведев-старший, Александр Николаевич. Так?
Женщина только передернула презрительно плечами, словно затвором пистолета. А чекист невозмутимо продолжал:
— Сами вы, дай бог памяти, принадлежите к анархистской группе «Набат». Правильно излагаю?
Он правильно все излагал, этот Анисимов. И от бессильной злобы, невозможности опровергнуть ни слова Каплун взорвалась:
— Ну, и что из этого? Мы легальная партия!
— Легальная, — охотно согласился Анисимов, — нешто я говорю, что нелегальная? Упаси бог. Но пистолетик-то, повторяю, вам к чему? — он ласково подбросил на широченной ладони недавнего паровозного кочегара компактный, отдающий синевой вороненой стали браунинг. — Моделька эта, к слову, только на вид маленькая, да удаленькая, патрончик у ней по убойной силе ого-го!
Женщина молчала.
— Ладно, разберемся, — великодушно простил ей это молчание чекист и, с явной неохотой расставаясь с оружием, сунул браунинг в стол. — А бежать почему пытались?
Каплун лишь в который раз негодующе передернула плечами.
— Значит, так, — подытожил разговор Анисимов. — Ввиду подозрительных обстоятельств задержания, а также тревожного внутреннего и международного положения вынужден, гражданка Каплун, до полного выяснения личности вас арестовать.
Анисимов вскрыл конверт, обнаруженный среди других бумаг в кошелке анархистки, медленно шевеля толстыми губами, прочитал вслух первую строчку письма:
— Ну-ка, ну-ка… Атаману революционно-повстанческой армии Украины Махно Нестору Ивановичу лично, в собственные руки…
Дальше чекист читал уже про себя. И с каждой прочитанной строкой лицо его все более хмурилось. Дочитав, поднял на женщину тяжелые глаза. Приказал коротко:
— Увести!
Красноармеец-конвоир вывел совсем сникшую Каплун из комнаты. Меж тем Анисимов повернулся к дежурному связисту, сидевшему тут же, за столиком телеграфного аппарата:
— Ну-ка, Гулько, срочно соедини с Москвой… Манцева.
Глава 7
Нельзя сказать, чтобы этот старый, запущенный парк в окрестностях Новодевичьего монастыря пользовался популярностью у местных жителей. За полтора года гражданской войны народ отвык гулять просто так, без дела. Да и небезопасное стало занятие — прогуливаться в пустынных местах вроде парков, когда людей раздевали при ясном солнце прямо на Воздвиженке и Никитском бульваре. Верно, за лето девятнадцатого бандитов в городе поубавилось, но обыватель на то и обыватель, чтобы лишний раз не рисковать и в опасный район без крайней нужды не соваться. Только совсем уж безответственный или, наоборот, совершенно уверенный в себе человек мог позволить такое — отправиться дышать свежим воздухом в столь, в общем-то, тихое и замечательное место, как осенний безлюдный парк Новодевичьего монастыря.