Взрыв в Леонтьевском
Шрифт:
Лямин пытается возразить:
— Мы принципиальные противники узурпации власти!
Дзержинский обрывает его:
— Это кто же узурпирует власть?! — он рывком выдвигает ящик стола, вынимает оттуда большую фотографию и кидает на стол перед анархистом. Лямин бледнеет — на снимке изуродованное девичье тело…
Меж тем Дзержинский продолжает:
— Может быть, товарищ Аня Халдина, которой никогда не исполнится восемнадцать лет, потому что вы ее убили в семнадцать?
Он кладет перед Ляминым еще одно фото:
—
Молчит Лямин, низко опустив голову, лишь непроизвольно подрагивающие пальцы выдают сильнейшее волнение. Дзержинский чутко улавливает перелом в состоянии арестованного. Негромко, но очень твердо требует:
— Смотрите в глаза, Лямин, и слушайте. То, что вы мне сейчас скажете, вашу личную судьбу, возможно, и не изменит. Но вы можете хоть столько (показывает на ноготь мизинца) искупить свою вину перед революцией, перед народом…
Еле слышно Лямин выдавливает:
— Спрашивайте…
— Как возникла организация?
— Казимир Ковалевич в мае выезжал в Харьков. Там встречался с Соболевым, Глагзоном, Ценципером и другими анархистами, которые уже были в штабе Махно. Потом всякое было… Ну а в августе было окончательно решено — бить по центру.
— То есть по Москве?
— Да, отсюда все зло.
— Что потом?
— Потом перебрались в Москву. Казимир связался с Донатом Черепановым, они давние друзья.
— И много людей у вас?
— Как у дядьки Черномора. Тридцать три… богатыря.
Манцев взглядом испрашивает у Дзержинского разрешение включиться в допрос. Теперь уже спрашивает он:
— Структура?
— У нас три секции. Идеологическая — листовки, манифест, ну, и прочее — Ковалевич. Арсенальная — Вася Азов. Боевая — Соболев… Он и бомбу метал.
— Кто с ним был?
— Барановский, Глагзон, Николаев, еще кто-то. Я не всех знаю.
— Откуда брали деньги?
— Эксы… Этим занимались Соболев и Николаев, ну, и с ними разные… Сначала взяли банк на Большой Дмитровке, потом на Серпуховке и Долгоруковской, ну, а еще раньше был «Центротекстиль»… Самый большой экс был в Туле, на патронном заводе. Взяли три миллиона.
— Где печатали листовки?
— На дачах в Одинцове и еще где-то по Казанской дороге… Использовали и легальную типографию, кажется Наркомпути.
— Свой человек?
— Да, в каком-то совете или комитете… Точно не знаю, слышал, что меньшевик.
Дзержинский переглядывается с Манцевым, спрашивает недоверчиво, даже с подозрением:
— Вы не путаете, Лямин?
— Чего путать…
— Позор! — негодует Манцев. — Социал-демократ нелегально печатает листовки для террористов!
Дзержинский продолжает допрос:
— Кто входит в штаб от левых эсеров?
Лямин уже взмок от напряжения. Умоляюще просит:
— Дайте покурить.
Манцев вынимает из кармана
— Я уже говорил — Черепанов, а еще Гарусов.
— Где скрывается Черепанов?
— Не знаю. Гарусов живет легально.
— Где взрывчатка?
— На даче.
— Кто делает бомбы?
— Азов, Соболев и Ценципер.
— С повинной придут?
Лямин хмыкает:
— Придут… С динамитом.
Дзержинский видит, что арестованный очень устал, сейчас он начнет сбиваться и путать. Задает потому последний вопрос:
— Какие вы знаете конспиративные квартиры?
— Кроме арбатской и в Глинищевском только одну — Гарусова. Собачья площадка, шесть. Есть еще где-то на Рязанском шоссе и в Тестове. К Гарусову еще ходят на службу на Казанский вокзал.
Из того, что рассказал Лямин, чекистам многое уже было известно. Но значение все равно имело существенное, так как подтверждало косвенно правдивость той части его показаний, которая содержала новую информацию. А таковая представляла значительный оперативный интерес.
Дзержинский вызвал конвоира. Уже в дверях Лямин вдруг остановился и обратился к председателю МЧК:
— Дзержинский, из-за меня арестовали моего младшего брата. Он ни при чем. Прошу его освободить.
Феликс Эдмундович ответил откровенно:
— Если ваш брат ни в чем не виноват, его освободят и без вашей просьбы. Но я обещаю лично проследить…
Лямина увели. Дзержинский подошел к Манцеву:
— Если их было и в самом деле тридцать три человека, примем — около сорока, значит, на свободе еще гуляют два десятка террористов… Уже испробовавших вкус крови. Значит, вдвойне опасных…
Глава 15
Еще не взятая под наблюдение квартира Гарусова на Собачьей площадке. Кроме хозяина в комнате Донат Черепанов, меланхоличный, с отсутствующим взглядом Вася Азов, мрачный, с тюремными замашками Яков Глагзон. Здесь же брат хозяина, крепкий молчаливый парень, выполняющий функции охранника.
Как только начинается серьезный разговор, Гарусов приказывает брату:
— Ну-ка, Антон, давай к дверям.
Антон уходит в прихожую и занимает там место на табурете, крутя на указательном пальце наган-самовзвод.
Черепанов, не снимая пальто, нервно расхаживает по комнате, говорит быстро, с ноткой истеричности:
— Теперь месть и месть! За Соболева и Ковалевича. Вы знаете, к чему готовился Петр, и мы осуществим его план. Леонтьевский взбудоражил Москву, теперь пусть содрогнется вся Россия!
Азов вздохнул:
— Людей мало.
Гарусов подтвердил:
— Чека еще восьмерых замела.
Уныло вопросил Вася:
— А кто большой акт рассчитает? Мне одному шестьдесят пудов не заложить… И подземку знал только Петр.