Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие
Шрифт:
— Путевка в наших руках, а выдвижение от треста зависит. Сомнительное дело…
Лапский подумал, что директор на этот раз прав. Но подумал также, что отказ платить ежедневную десятку или пятерку — только начало, в конце концов, эти десятки — тьфу, на ежедневные мелкие расходы директору и еще кое-кому, лишь бы молчали.
Главный же источник их доходов, его и заведующей производством Утки, — совсем другой, о нем не знает ни директор, ни официантка Надька, правда, может, Надька или кто-либо из других официантов догадывается, поэтому
Валерий Саввич насупился: вообще-то есть разные способы, только о них не должен знать никто, даже этот болван в директорском кресле,
И еще: надо обсудить эту проблему с Уткой. Умная женщина, энергичная и решительная, светлая голова и умеет найти подход к человеку. Не разбрасывается деньгами — одному пятерочку, другому — красненькую, все шито-крыто, аккуратно, все признательны ей, благодарят и кланяются.
А за что, спросить бы, благодарить?
Лапский самодовольно усмехнулся. У них все организовано, все продумано и выверено. Ну кто может представить себе, что в основном все махинации делаются не в ресторане, а в скромной столовой самообслуживания на первом этаже?
В ресторане — ажур, ресторан — под колпаком трестовских ревизоров и работников отдела борьбы с разными расхитителями; то, что, к примеру, официант припишет к счету рубль или десятку, — это его личное дело: попался — отвечай; официанту можно записать выговор, уволить с работы, даже в крайнем случае, если уж точно поймали за руку, отдать под суд…
Все правильно, и он первый выступит на общем собрании коллектива с гневным осуждением недостойного поведения любителя чаевых.
А что: знай, у кого брать. Для этого ты поставлен тут, для этого ты и бегаешь с черной бабочкой, знай, перед кем вилять, клиент должен платить за все…
Даже за вареники с мясом или обычной картошкой, вдруг подумал Валерий Саввич, подумал не без удовольствия, ибо помнил, сколько они с уважаемой Анной Бориславовной нагребли на этих варениках. Не считая уж бифштексов, отбивных, закусок…
Да и кто сосчитает блюда, которые съедаются в обычной столовой самообслуживания, и кто может знать, что с каждого вареника или бифштекса идут отчисления..«
От этих мыслей Валерию Саввичу стало приятно и одновременно жутко, жутко за свое светлое будущее, подумал: может, следует и остановиться, нагребли уже достаточно, одних сберегательных книжек на предъявителя десять, кажется, и каждая на семь тысяч, стоп, десять или одиннадцать, боже мой, он даже забыл, сколько у него книжек, да, конечно, одиннадцать, значит, только на сберегательных книжках…
А когда-то сладкой мечтой было пятьдесят тысяч, Пятьдесят — и точка. Сумма казалась недосягаемой, ее хватило бы на всю жизнь, безбедную, даже с комфортом, однако он давно уже определил новую цифру, давая слово остановиться на ней и заранее зная, что ничего из этого не выйдет: жажда потребления была в нем неистребима —
Да и что для них с Уткой золото? Анна Бориславовна рассказывала: позавчера ехала в переполненном троллейбусе и потеряла золотые часы с браслетом. Так даже и не стала искать. Попробуй растолкать пассажиров! Себе дороже…
Лапский подумал: он бы все же растолкал, не такой уж он гордый, как Утка.
Вот проклятая баба, ума и спеси хватит на десятерых, и это — с такой фамилией!..
Валерий Саввич допил коньяк и покрутил в мясистых пальцах хрустальный бокальчик.
— Итак, — сказал как-то неопределенно, — я тебя, Федя, предупредил. Так делай выводы. — Вздохнул и поднялся, не сомневаясь, что решать за директора придется ему, Валерию Саввичу Лапскому. Что ж, он выберется и из такого переплета, в конце концов, овчинка стоит выделки.
Борис принес все сразу: кофе, бутылку минеральной воды, бутерброд и пирожные. Хаблак с удовольствием выпил полстакана холодной воды и указал Борису глазами на кресло рядом.
— Садитесь, — попросил, — а то вроде неудобно разговаривать. Как-то не на равных.
Шафран присел на краешек кресла, будто приготовился вскочить, и выжидательно уставился на Хаблака. Майор не стал испытывать его терпение:
— Надя рассказала кое-что о ваших порядках. Ну о ежедневных пятерках и десятках Лапскому.
Борис заерзал в кресле.
— Было, — ответил не очень уверенно. — Бывало, — поправился, очевидно вспомнив, что разговаривает все же с работником милиции.
Хаблак решил немного успокоить его.
— Видите, Борис, — сказал он, — я не веду протокол, и разговариваем мы с вами неофициально. Понимаю, и вы некрасиво выглядите в этой истории, но никто не собирается привлекать вас к ответственности.
Борис кивнул, облизал сухие губы и молвил чуть ли не шепотом;
— Надя Наконечная рассказала вам о наших ресторанных порядках, и я подтверждаю…
— Кому шли эти деньги?
— Валерий Саввич говорил: директору и ревизорам.
— Таким образом, Лапский сам наталкивал вас на обсчитывание клиентов и поборы с них в виде чаевых?
— Почему наталкивал? И сейчас — тоже…
— Надя говорила: вы отказались.
— Думаете, все?
— Нет, я так не думаю.
— То-то же.
— И легко набрать эту ежедневную десятку? Ведь должны что-то оставить и себе…
— Смотря какие клиенты… — ответил Борис неопределенно.
— Ну, Борис, мы же с вами откровенны и без протокола.
— Если деловые люди гуляют, самое меньшее — четвертак…
— Деловые?
Борис посмотрел недоверчиво:
— Неужели не знаете?
— Догадываюсь.
— Но деловые гуляют не каждый вечер. Кроме того, знают, где сесть. У них свои официанты и свои столики.
— Правда?
— Если даже загодя не заказали, Лапский устроит,
— И сколько за вечер оставляют у вас деловые?