Взрыв
Шрифт:
Марьяна Никитична внимательно следила, как Хаблак записывает в блокнот отдельные места из открыток Михаила. Восприняла его любопытство по-своему:
— Теперь вы убедились, что мы жили душа в душу? И что между нами не было секретов?
«И вы, уважаемая, знали о некоторых аспектах жизни вашего брата…» — подумал майор. Ведь «крутился», по его собственному выражению, в Карпатах недаром, как и недаром уволился с работы именно перед этой поездкой.
Вероятно, у него были какие-то левые дела в Карпатах, возможно, что-то связанное с лесом или изделиями гуцульских умельцев,
— Да, я убедился в нежных чувствах Михаила Никитича к вам, — ответил суховато Хаблак.
Понял: вряд ли вытянет еще что-то из Марьяны Никитичны, хорошо, хоть показала ему открытки Манжулы, они дали немало материала для размышлений.
Басов встретил Хаблака вопросом:
— Что-то выудил у старой пройдохи?
— Немного.
— Она замыливала тебе глаза россказнями об отце и вилле?
— Говорила.
Басов покрутил головой.
— Нашим ребятам тоже заливала. После того как они нашли тайник с деньгами и золотом. Я поинтересовался, что к чему. Отец у них действительно был врачом, обычным педиатром в детской поликлинике, середняком, скромным человеком. К тому же разошелся с первой женой, матерью Марьяны Никитичны. Дачу они имели, виллу, как называет Ковалева. Деревянная халупа по дороге в Затоку. Есть у нас такое приморское село. И продала мать Ковалевой эту халупу за полторы тысячи. Фактически взяла деньги за участок, а вот теперь там какой-то завмаг виллу отгрохал, каменный дом с мансардой.
— Полторы тысячи… — задумчиво повторил Хаблак. — Меньше, чем нашли в кармане Манжулы.
— Ничего себе — карманные деньги., — поддакнул Басов. — Что будешь делать?
— Ночным рейсом — в Киев. Почему-то мне кажется, оттуда нити тянутся: киевский рейс, потом вишневая киевская «Волга»… Посоветуемся с Дробахой и завтра тебе позвоним. Билет на самолет устроите?
— Это в наших руках, — усмехнулся Басов, — пока что не отказывали.
11
Дробаха слушал рассказ Хаблака об одесских событиях и потихоньку, сосредоточенно дул на кончики пальцев.
— К какому же выводу вы пришли? — спросил наконец.
— Надо искать вишневую «Волгу».
— Резонно.
— И человека, похожего на Энгибаряна. Это не так уж и сложно.
— Согласен, майор, рассуждаете логично, но, честно говоря, меня больше интересует карпатский вояж Манжулы.
— Может, последние события связаны именно с этим вояжем, как вы изволили выразиться?
— О-о, мы уже перешли на дипломатический лексикон… — мягко улыбнулся Дробаха.
— Наверно, из меня никогда не выйдет дипломата . Ну, — возразил Иван Яковлевич, — можно считать,
уже вышел, товарищ майор. Должны знать: хороший криминалист — ничто без дипломатических способностей .
— Вы думаете?
— Уверен. Имею в виду не внешний дипломатический лоск, а умение владеть собой в любых обстоятельствах, умение найти подход к человеку, нужные слова.
Затуманить противнику голову, обвести его вокруг пальца?
— Если хотите, и это… — Дробаха не воспринял легкой иронии Хаблака. Итак, все силы на поиски
— А научно-исследовательский институт? — поинтересовался Хаблак. — Вы называли какого-то Курочко?
— Ставим точку, — отмахнулся Дроб а ха. — Вчера позвонил мне из Одессы академик Корольков. Извинялся… Оказывается, совсем забыл, что в Борисполе перед посадкой достал из чемодана папку с какими-то расче тами. Хотел посмотреть их в самолете. Папка лежала на д н е чемодана, и если бы в нем было что-то постороннее — скажем, мина, — Корольков обязательно заметил бы ее.
— Черт его знает что! — рассердился Хаблак. — Водят нас за нос…
— Бросьте, — сказал спокойно Дробаха. — Не забывайте: сам Корольков! Он весь в своих формулах и расчетах, для чего ему забивать голову чемоданами? Слава богу, хоть вспомнил… Но, — сдвинул брови, — и вы не занимайтесь второстепенным. Проверку Ла п ского и Бляшаного поручим кому-нибудь другому. А вам следует заняться гостиницами.
— Какими гостиницами? — изумился Хаблак.
— Не станете же вы подменять автоинспекцию… Вишневая «Волга» — их дело, а Манжула, вероятно, жил где-то в гостинице.
— Да, в гостинице, он ведь говорил об этом.
— В какой?
Хаблак лишь пожал плечами, а Дробаха поучительно сказал:
— В гостинице могли запомнить Манжулу. Вы говорите, человек он видный — поинтересуйтесь у дежурных, горничных, может, за что-то и зацепитесь.
Конечно, Иван Яковлевич был прав, и Хаблаку даже стало стыдно, что сам не додумался до таких элементарных вещей. Однако не занялся самобичеванием, в конце концов они с Дробахой подстраховывают друг друга, да и вообще давно известно, что один в поле не воин.
Через час Хаблаку доложили, что Михаил Никитич Манжула в течение двух недель (он выписался из гостиницы в день злосчастного одесского рейса) снимал двухкомнатный номер люкс в гостинице «Киев». Хаблака это рассердило: он, майор милиции и старший инспектор Киевского уголовного розыска, только раз жил в люксе более скромной гостиницы «Моряк» — и только благодаря тому, что приехал в Одессу вместе со следователем по особо важным делам, — а тут какой-то прохвост, нахал, как мысленно обозвал его Хаблак, да, нахал в белых джинсах или японском вельветовом костюме, дармоед, который, позволяет себе н е работать полгода, роскошествует в комфор т аб е л ьн ом л ю ксе!
Почему?
Так и спросил у администраторши: не помнит ли, случайно, постояльца Манжулу Михаила Никитича, и на каком основании тот поселился в люксе?
Администратор, симпатичная женщина с густо накрашенными губами, наморщила свой симпатичный носик, немного подумала, но Манжулу не припомнила или сделала вид, что не припомнила. Она полистала какой-то журнал и сообщила: гражданин Манжула Михаил Никитич поселился по броне министерства, и назвала какого именно. «Сколько ему стоила эта броня?» — хотел спросить майор, но удержался и все же подумал, что, возмо жн о, французская помада, которой красит губы хорошенькая администраторша, приобретена также за деньги Манжулы.