Взрыва не будет
Шрифт:
— Слыхали, как нас величают? Охотники!
ОПАСНЫЕ КАМНИ
Как-то минёры с собаками работали на озере, в местах, где три года стояли вражеские войска. Командование считало, что побережье сильно заминировано. Противник, конечно, боялся десантов, высадки наших войск, и принимал против этого меры. Близ озера в самом деле обнаружили минные поля. Они начинались в нескольких десятках метров от воды. А самая кромка берега? На ней мин было не видно. Это озадачило командиров.
Проверить
— Не знаешь, кто из них лучше чует! — шутила Лиза Самойлович. — Редкостный у Мизяева нюх!
…На берегу громоздились камни, мелкие и крупные, обтёсанные, отшлифованные водой. Волны перекатывали их, двигали с места на место. Только это и было тут — камни и галька.
Мизяев шёл, не спуская с них глаз. Он снова и снова говорил Максу:
— Ищи! Ищи!
Он знал, как трудно собаке работать, если то, что они ищут, долго не попадается. Собака устаёт от бесплодных поисков, её внимание ослабевает, она начинает отвлекаться.
Около груды камней замедлили шаг. Мизяеву, он ещё и сам не знал почему, груда камней показалась подозрительной. Он послал Макса.
— Ищи! Ищи!
Пёс подошёл к камням, понюхал. Наклонил морду ещё ниже, снова обнюхал несколько камней и возле одного остановился. Постоял, постоял и сел, повернувшись головой к хозяину. Значит, правда, почуял.
Мизяев поспешил к собаке, зорко оглядывая каждый камень, каждый сантиметр земли. Ничего, кроме камней, он не видел. «Где же тут может быть мина? — размышлял он. — Наверно, под камнями, придётся их снимать. — И сам остановил себя: — Погоди. Снимать так тоже нельзя. Могут быть оттяжки».
Он снова внимательно оглядел камни. Самая обыкновенная булыга. Такой раньше мостили улицы в городах, пока не стали заливать асфальтом.
Мизяев чуть тронул щупом булыжник, к которому так принюхивался Макс. Ему показалось, что камень какой-то мягкий, что щуп даже входит в него или камень проминается от лёгкого нажима. Но этого быть не могло! Ведь булыжник — это кусок гранита!
Мизяев ещё раз чуть-чуть кольнул щупом. И снова в руке возникло это ощущение — камень мягкий, он поддаётся нажиму металлического прутка.
Что-то было в этом странное. Мизяев встал на колени, вытащил нож. Осторожно провёл лезвием под камнем. Оттяжек, проволочек там не оказалось. Тихонько взял камень пальцами правой руки. И не поверил себе! Камень был поразительно лёгкий. «Как бумага, — подумал Мизяев, и тут его словно осенило: — Да это же и есть бумага, только толстая, папье-маше. Камень-то поддельный!»
«Ловко сделано, — подумал минёр. — И цвет тот же и форма. Выкрасили хорошо, но взрыватель всё-таки можно обнаружить. Вот он вставлен сбоку и замазан краской».
— Серьёзная
Посмотрел по сторонам и пошёл с Максом дальше. В тот день они нашли сорок таких мин. Мины были разные по виду, Округлые, словно валун, который вода веками тёрла о другие камни. Остроугольные, с резкими гранями, как обломки недавно расколовшихся гранитных глыб. Те, кто их готовил, наверно, очень старались, всё сделали, чтобы эти взрывные ловушки нельзя было распознать. Но Мизяев со своим Максом всё же распознал их.
— Хорошая у тебя была сегодня охота! — говорили потом Мизяеву товарищи.
— Ага, — соглашался он.
Несколько дней эти мины не трогали с места. Их не взрывали и не разряжали. К ним водили сапёров из всех частей, работавших вблизи. Пускай посмотрят, пусть узнают, какие тут есть неожиданные «подарки»-сюрпризы. Для минёров это было хорошей школой.
Мины-камни оказались очень опасными. Не только потому, что их трудно различить. Они были и крайне чувствительны, могли сработать при нажиме на любую их сторону, на любую точку. Только наступи, только толкни — взлетишь на воздух.
— Как, откуда вы узнали, что здесь мина? — такие вопросы часто задавали минёрам, особенно если за их работой наблюдали солдаты и офицеры других частей — стрелки, танкисты, артиллеристы.
Мизяев в таких случаях пожимал плечами и сконфуженно улыбался.
— Чего особенного? На то нас и учили!
СТАЛЬНОЙ ПОРОСЁНОК
На эстонской земле минёрам всё время приходилось спешить. Немцы отступали очень быстро. Пехота едва поспевала за бегущим противником. Она двигалась вперёд на машинах, на броне танков. Минёры шли вслед за танками и пехотой.
Дни стояли ясные и тёплые. Была та пора, которую называют бабьим летом. Уже скошены травы на лугах, сжаты в полях хлеба. По календарю — осень, но лето вдруг вернулось. В лесу пахнет грибами и ягодами. Хорошо в лесу.
— Эх, девчонки, — мечтательно говорила подругам Лиза Самойлович, — сейчас бы по грибы. В этих борах, наверно, белых и красных грибов полно. До чего же я собирать их люблю.
— Леса грибные, — соглашалась Рита Меньшагина, — только нам бы с другими «грибочками» управиться, с минами и снарядами. По грибы, видно, пойдём, когда кончится война.
Всё кругом выглядело мирным и тихим. Среди полей стояли нетронутые хутора, на лугах паслись коровы. Враг отступал так быстро, что многое не успел разрушить. Всё же минёры знали, как обманчива эта мирная тишина. Находили мины на дорогах и под снопами ржи, в колодцах и шахтах, в домах.
В посёлке, где накануне был бой, девушки обнаружили бомбу.
Она лежала, неглубоко зарывшись в землю. Обыкновенная бомба, толстая, округлая, не очень большая, всего килограммов сто.
— Ишь какой поросёнок, — досадливо сказала Зина Филимонова, осмотрев её. Бомба, и правда, чем-то напоминала свинью.