Взятка по-черному

Незнанский Фридрих Евсеевич

Не желая продолжения неприятной темы, она решила подбросить такое соображение, которое никак не могло вызвать у Брусницына сочувствия:

— Не уверена, но полагаю, что его не устраивает новый расклад в защите, при котором он практически полностью лишается своего гонорара. Не знаю, о какой сумме они договорились, но думаю — немалой. Вот тебе и объяснение. И я бы, на твоем месте, гнала его в шею.

— Про мое место я знаю без тебя, — грубо оборвал Брус. — Не твои заботы! И прогнать его, если захочу, всегда успею. Но я здесь при чем? Не я Гусю адвокатов выбираю! А этому твоему болтуну ловчей, значит, работать надо было, чтоб не попасть впросак…

— Я здесь тоже ни при чем. Почему

он мой? Вы сами его нашли? Сами! Я к этому отношения не имею! И не хочу иметь! Ты прекрасно знаешь, чем это пахнет для следователя!

— Так это ж тебе пахнет, а не мне! — захохотал Брусницын. — Нет, он что-то другое знает, то, что мне неизвестно. Ну ладно, не желаешь, значит, чтоб я тебя навестил? И не надо, у меня сейчас других, куда более интересных дел до едрени фени! А ты не обижайся, ты — баба ничего, тебя еще вполне можно! Найдешь себе какого-нибудь… Может, тебе прислать кого? Ты не стесняйся, говори. Завтра его приму, — добавил Брусницын без перехода. — Но ты не расслабляйся! Что-то, смотрю, снова наши дела наперекосяк пошли! Один у меня исчез. Я — про Вована… Техник мой, блин, тоже будто испарился! В чем дело?! — Он уже почти рычал. — Погоди, вот я со всех вас строго спрошу! Мух, понимаешь, ноздрей давите, вместо того чтобы самоотверженно пахать! Пахари, мать вашу!.. — рявкнул он под конец.

Отключился. И Нину Георгиевну словно пробил озноб. Послать бы их всех, да теперь уже невозможно… Мало того что Сережка, похоже, по уши увяз в делах этого Игоря, так еще и сам Брус охамел до последней степени. Он уже вообще не принимает никаких возражений, ссылаясь на свои прямые контакты на уровне заместителя министра внутренних дел. И ведь не врет, что самое печальное, так оно и есть на самом деле. И слово его, получается, теперь закон. Нет, когда без откровенного хамства и с соответствующим гонораром, то и вопросы не возникают. Но когда вот так — немедленно вынь да положь! — действительно возникает ощущение полнейшего беспредела.

«Завтра его приму!» — ишь ты, напугал! А он же ведь и примет… И, что весьма неприятно, выслушает… И как он после этого поступит, один Бог знает. Нет, нельзя, чтобы адвокат посетил кабинет Бруса, категорически нельзя. А выход в данной ситуации имеется только один.

— Господи, — прошептала она — совсем спятила! — сделай так, чтобы он позвонил!..

И, словно в ответ на молитву, раздался телефонный звонок.

Нина Георгиевна с десяток секунд раздумывала и — подняла трубку.

— Ну чего у тебя там? — раздался веселый голос. И такой знакомый! — Чего трубку не берешь? Слушай, я тебя, часом, не из ванной достал?

— Вот именно, — облегченно вздохнула Нина. — Почему так долго? Ты когда обещал?

— Я-а-а? Я вообще ничего не обещал! Или… погоди, неужели забыл? Это непростительно! Готов немедленно принести извинения. А ты-то готова?

— К чему? — Ей захотелось пококетничать, но не так сильно, чтобы отбить у него желание мчаться к ней немедленно. — Он все забывает, а я что же? Должна, как Золушка, сидеть у камелька в ожидании чуда? Хитер больно! Ты где?

— Возле твоего подъезда. Какие-то люди непонятные… Сейчас подойду, посмотреть еще хочу, не тобой ли интересуются?

— Господи, что ты плетешь? Какие люди? Я тут при чем?

— Вот и я хочу узнать — при чем? Ты ж мне все-таки не чужой человек. Отчасти даже близкий. Ну в том смысле, что иной раз ближе и не бывает.

— Валера, тебе не кажется, что ты наглеешь? — Она сказала эту фразу таким страстным тоном, будто демонстрировала, что готова отдаться сию минуту и не может понять, почему этого до сих пор не произошло. А сама перевесилась через подоконник спальни и стала внимательно оглядывать двор — где же он мог быть? Откуда звонит?

И о каких непонятных людях идет речь? Но во дворе в этот сумеречный час было пусто, если, конечно, не считать детишек и старух в садике — напротив стоянки машин. Но назвать их «непонятными людьми» — чистый абсурд. Или он просто разыгрывает ее? Шутки у него такие? Очень неуместные, надо сказать, особенно сейчас.

А Филя действительно разыгрывал ее. Он прошлой ночью не терял времени даром, сунул ей под телефонный аппарат маленького «насекомого», и теперь, сидя в машине Щербака, припаркованной в противоположном конце двора, обсуждал с товарищем недавно прозвучавший диалог Брусницына и Ершовой.

— Ну с адвокатом понятно, это — Штамо. Он рвался к Брусу и чем-то его задел за живое. Брус попытался выяснить причину у Нины, а та, — вот уж теперь Филя это четко понимал, — всячески уходила от правды. От того, что ей наверняка известно. Может, взятка всплыла?

Щербак выслушал аргументы Фили и согласился с ним. Но добавил, что, похоже, при таком раскладе судьба адвоката Штамо висит на волоске. И этим обстоятельством просто грех не воспользоваться.

Вот и Брус этот тоже заинтересовал сыщиков. Щербак, еще во время «трансляции», негромко, будто не хотел быть услышанным собеседниками, заметил, что таким уничижительным, даже хамским тоном, как Брус, разговаривают с женщинами только бывшие любовники, которым эти бабы давно надоели, — Ершова оправдывалась, но как?! Все это свидетельствует о том, что Нина Георгиевна в чем-то крепко зависит от Бруса, а то и вообще сидит у него на крючке. Иначе она, при ее-то характере, не допустила бы подобных вольностей. Вот и соображай теперь, кто в этой странной компании бизнесменов, правоохранителей и бандитов является старшим…

Короче, договорились, что Николай едет в «Глорию» и решает с Денисом, стоит ли сейчас доводить эту информацию до обоих генералов или еще рано. В конце концов, это же в первую очередь их проблемы. А Филипп тем временем отправляется на Голгофу, где обещает вести себя достойно и не посрамить честь спецназа.

О том, как прошла операция по захвату Багрова, Филя уже знал и сейчас удивлялся, что в разговоре Бруса с Ниной эта тема была задета лишь мельком и никакой иной реакции, кроме возмущения, у босса не вызвала. Отсюда снова следуют два вывода: Ершова уже знакома с обоими — и с Вованом, и с техником. Значит, уже где-то пересекались. А второй вывод указывает на то, что сам Брус еще до конца не понял сути происшедшего. И пропажу Багрова, верного своего исполнителя, как и внезапное исчезновение Федора Мыскина, готов объяснить обычной недисциплинированностью и разгильдяйством, свойственными внутренним войскам, проходившим службу в Чечне. Ему ли не знать! Сам же и командовал. Другое непонятно, ведь Федя уверял Филиппа, будто взял себе краткий отпуск, и все с его руководством было согласовано. Значит, все-таки не согласовано? Или раздражение Бруса связано с тем, что он не понимает происходящего вокруг него? А тут еще адвокат с какими-то своими загадками! Полная непредсказуемость, другими словами! Вот чего он и не любит. Более того, терпеть не может. Оттого и злость. А где злость, там и ошибки — уж это всем известно…

…Нина была сама радость. И Филя (он же Валера) постарался ее не разочаровать — протянул какую-то заморскую веточку, усыпанную лиловыми колокольчиками, название которой он при всем желании не смог бы запомнить, хотя тетка, продававшая эти дорогие цветы возле метро, трижды повторила ему название.

— Ой, прелесть какая! — воскликнула Нина и положила веточку на столик в прихожей, вмиг забыв о ней.

«Значит, мысли ваши, мадам, сейчас заняты совершенно другим», — сказал себе Филя и стал снимать ботинки.