Взыскание погибших
Шрифт:
Он успел разглядеть мрачное лицо Ярослава, круги под глазами. Волосы всклокочены, нос как будто сгорбился еще больше, а плечи поникли.
— Видать, не в добрый час я к тебе пожаловал! — Корень повинно опустил голову. — Да нельзя время тянуть, потому как беда не простая, а великая.
Ярослав дохромал до ложа, тяжело опустился, поставив свечу рядом.
— Говори!
Корень рассказал о смерти Владимира, убийстве Бориса. Сказал, что и к Глебу посланы убийцы. Предслава предупреждает, что и к Ярославу могут подослать душегубов. Может и с войском Святополк выступить, потому как ясно теперь — решил он всех братьев перерезать.
— Вот
Корень жалостливо смотрел на Ярослава. Беспомощно развел руками…
— Юшка, прикажи гонца накормить, да потом спать отведи. Кабы поменяться нам местами, Корень! Зачем я князем уродился?
— То воля Божья, — тихо сказал Корень, выходя из опочивальни Ярослава.
И было вече…
Плотным кольцом окружили новгородцы вечевой помост. Впереди стояли старейшины градские, бояре, дружинники, купцы. Дальше ремесленный люд — плотники, кузнецы, гончары, бондари и сапожники, ладейных да кожевенных дел именитые и безвестные пока мастера. Колыхалось, шумело вечевое поле, ожидая выхода князя и его свиты.
И вот появился он, сильнее, чем обычно, прихрамывающий, с опущенной головой, в синей шелковой рубахе — длинной, до щиколоток, перехваченной в поясе шнурком.
С одной стороны около Ярослава встали варяги — Эймунд, Гунар, Юзеф, с другой русичи — воевода Будый, тысяцкий Коснятин, сотник Лих.
Ярослав подошел к краю помоста и вдруг упал на колени.
Толпа ахнула и притихла.
— Милости вашей прошу, новгородцы! — крикнул Ярослав и поднял голову, и те, кто ближе стояли к помосту, увидели слезы в глазах князя. — Помилуйте и простите, ибо вчера дал варягам волю учинить расправу над отцами вашими и сыновьями, мужьями и братьями! Знаю, тяжко у вас на сердце, горе застит ум и глаза, потому как у самого сердце рвется на части. Режем друг друга хуже зверей — вчера русичи варягов, сегодня варяги русичей.
Жилы вздувались на шее Ярослава, и в хриплом его голосе звучала неподдельная скорбь.
— Знаю, что бесчестили варяги наших женщин, за это и были наказаны. Но почему своей волей, а не княжьей? Не мог я удержать месть их, не мог выгнать из Новгорода — со всех сторон грозят нам враги. И не токмо грозят, но уже и меч обнажили. Каюсь, виновен я перед вами! Но только и вы помните, что без варягов нам теперь никак нельзя! Вот гонец от сестры моей Предславы прискакал и весть принес страшную! Говори, Корень!
Корень знал, что ему придется говорить перед новгородцами, и был он не робкого десятка. И все же сейчас у него захватило
— Братья! — крикнул он что есть мочи, и вышло у него неожиданно громко и зычно.
Крепкий был у него голос, и это удивило и понравилось новгородцам — мал человек, да тверд, значит, духом.
— Братья! — опять крикнул Корень. — Умер великий князь Владимир. И не успели его еще в храме отпеть, как явился из Белгорода поганый князь Святополк и нагло сел на стол Киевский. А Борис, кому Владимир стол завещал, в походе против печенегов был, стоял лагерем на реке Альте. Святополк подослал к нему убийц, и те зарезали его!
Толпа зашумела, задвигалась, раздались крики и брань.
Корень выждал немного, набрал полные легкие воздуха и продолжил:
— Братья! Сестра князя вашего прознала, что Святополк поганый убийц и к Глебу послал, и сюда идти собирается, чтобы вас себе подчинить. Хочет он всех братьев своих перерезать, хочет над всей Русью вознестись! Да не быть тому, ежели вы ополчитесь и с Ярославом вместе будете. Встань, князь, хватит тебе на коленях стоять!
— Встань! — закричала толпа.
— Встану, коли прощаете! — Ярослав медленно поднялся, разогнул спину, вытер ладонью глаза. — Эймунд, подойди. И ты подойди, Будый. Протяните руки друг другу. Обещайте, что только при всем народе будете суд чинить, коли распря выйдет!
Ярослав соединил руки воинов и свою положил сверху под гул одобрения. Чувствуя поддержку, он смотрел теперь смело и прямо:
— Решай, народ новгородский, как нам быть. То ли идти мстить братоубийце, то ли ждать, когда он сюда придет. А коли он вам люб больше, чем я, про то и скажите!
Ярослав отошел от края помоста, уступая место всякому, кто захочет высказаться.
Не мешкая, тут же вышел на помост старейшина Лунь, мастак складно говорить.
— Народ! — сипло крикнул он, задрав бороду. — Простить надо Ярослава! Хоть и учинил он зло, а все же лучшего князя нам теперь не сыскать. Где другого возьмем? Мстислав далече, аж в Тмутаракани, Глеб юн, а Святослав духом слаб. Или Олафу пойдем кланяться? Или Святополка — убийцу — призовем?
Толпа возмущенно зашумела, закричала, и Лунь дал ей выплеснуть то, что думала она и о братьях Ярослава, и о варягах. Потом поднял длинную костистую руку, властную и сильную:
— То-то! Ярослав хоть и обидел нас крепко, но на колени встал! А кто из других князей свою вину перед народом признавал? Никто! Ярослава мы знаем, а тех? Он хоть и хромец на ногу, да зато душою тверд и прям! Не надо нам другого князя!
— Верно!
— Не надо другого!
— Ярослава!
Лунь величаво сошел с помоста, и теперь говорить стал воевода Будый, призывая сегодня же ополчиться. Ибо Святополк может призвать к себе поляков от тестя своего, короля Болеслава. Может покликать и печенегов! Надобно не дать ему силу собрать.
— Опять биться идти! — раздалось в толпе. — Пока друг дружку не перебьем, не утешимся.
— А то! Брат на брата идет.
— Да какой он нашему Ярославу брат?
— Сводный, а все же брат.
— А нам куда деваться?
— Под подол к бабе.
— Нет, все же с Ярославом лучше!
— Вот-вот. Что киевлянин тебе брюхо проткнет, что варяг. Большая разница…
— Все ж и за Новгород постоять надо.
— Тихо вы, Ярослав говорить будет!
— Братья! — крикнул Ярослав. — Что простили вы меня, то я до смерти не забуду. В том клянусь вам. А что Святополка одолеем, в то верую! Не бывать на земле Русской царю ироду!