Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
По Ар<истотелю> женщина пассивна, мужчина активен. Это очень обще и неопределенно. Даже в низших половых моментах, оба захватываются чем-то в них не находящихся сложно оба полу-пассивны и полу-актавны. В высших же планах распределения активности свности совсем сложное. Женщина часто носительница высших откровений. Есть u>активность усвоения, рецептивности, активность приятия. Чистота сосуда, прозрачность среды — это подвиг и жертва. Мужчина же активен и своим тайным волнением и алканием вызывает его, но и он получаясь от женщины и часто спасаясь через нее <нрзб> — является восприемником наплненного сосуда, т.е. восприемником восприятия. Так что активны и пассивны оба начала, мужское и женское, но в разных моментах и в разных отношениях.
Идет
Мир (т.е. вся наличность космического бытия физического и психического ровно настолько вечен, насколько он проникается эфирностью. Граница эфира есть граница того, что от Бога, от высшх (?) и что самым фактом приятия эфира уже спасается, отмечаясь в мировой Душе нетленными чертами негибнущей памяти. То, что облеклось в эфир, что тем самым поднялось над тлением и приобрело бессмертие. Все, что ниже — это только материя и потенция вечности, но отнюдь не сама она. Все, что дышет живет всегда проникнуто возможностью просветиться эфиром потому спасаемо. В частности человек до последнего смертного момента всегда может войти в эфир. А за мир в целом — до страшного суда.
Суд отделит солому от золота, и золото все, что облеклось эфиром, солома же все, что недоплеснулось до него, не поднялось до его ……….. . Страшно, как мало в душе эфира. Все уходит, течет, изчезает, все волнения и страсти — бесплодно. Так мало действительно претворенных мгновений. Иногда они сверкнут, нет им продолжения. Они прерывны. Жизнь своим <нрзб>/i> течением обходит высокие подъемы и они торчат островами возможно лишь ожерелье из этих мигов, иррациональная и тайная их сокровищница, а всю реку вопреки законам земного тяготения (земной отяжеленности) заставить течь вверх (?) претвориться . . . — силу имеют только святые.
Общение в эфире — есть внутренний расцвет самого момента вхождения в эфир — вхождение в свою энтелехийность. Поэтому эфир — всегда высшая форма активности, достигшей плавности парения.
Есть эфир действия и эфирное действие и в поступках и в жизни лишь то унаследует вечность, что пронизалось эфиром, что было эфиром.
Как эфир есть явление света воплощенного — претворение пронизанной (светом?) плоти явления (физического и душевного все равно) так улыбка и взгляд суть . . . . . . . ., ступени нисхождения света в материю и подъем материи к вечности, поэтому улыбка и взгляд — есть потенцированная энтропия эфира.
Улыбка есть чудесный фантом эфира столь же разнообразны — как разнообразны виды источников бьющей воды. Есть улыбки — колодцы, есть улыбки лесные ключи, есть улыбки гармонически сочетающие культуру ума и сердца с первоначальной действенностью лучащагося эфира, как фонтаны итальянских мастеров — разбросанные по всей Италии.
Смех без улыбки т.е. без проникающего его эфира может вырождаться в дикое безобразие и тогда остается лишь труп смеха, зловонный и гниющий, ибо Психея его давно отошла от него. Смех воинов над Христом — это танец трупов вокруг Начальника Жизни.
Смех постольку здоров и ценен поскольку тело его одушевляется Психеей — улыбкой. Поэтому смех пограничная область где бунтующий хаос рвется овладеть организованным планом душевной жизни, накопленными кристаллами и лишь игра небесной лазури на его расходившихся волнах, красота борющегося с ним эфира дает ему оправдание и может увековечивать его в нетленной
Сказать недостаточно: "Эфир, эфир" и вдруг он начнет гаснуть в душе и исчезать.
"Астрал" — это плоть души . Эфир же дух тела. Когда я сказал Вячеславу, Вячеслав сказал: это совершенно точно.
Кант со своим догматизмом как и все скептики похож на человека, который в кубышке в тайне от всех держит известную толику "знаков денежной оплаты", а сам убеждает всех, что ассигнации потеряли всякую ценность.
Храм есть тело литургии. Литургия душа храма. Литургия есть приобщение Славе, таинственное касание Ее.
Данность и дарность. Ошибка трансцендентального типографа. Замена в печатающихся книгах целого ряда народностей буквы Н — буквой Р. Смысл этих двух букв. Н-н-н — носовой звук — глухой, слитный, сливающий сущее с существующим, снимающий границу с Ты, обобщающий я с объектом в отвлеченности в концепте, мычание, стон, немота, афазия, . . . . . .от нарушения взаимодействия т.е. отношение уничтожения двух объединяющихся через третье, т.е. сведение троичности к единству непределенности, конкрет . . . . . . .и гармонически сопряженной жизни — пустою абстракциею.
— мохнатость, определенность, волнистость, т.е. чередование себя и другого, высшего и низшего — актуальное перехождение границы, но не снятие ее. Синтез двух в третьем через динамику движения, эрот<ическое> соединение. Р-р-р как конкрет, воркование — дарность т.е. соединение Р. и Н. — предела и ………….. (греческ.), глубины и лица — основы и проявления, Я и Ты. p>Данность — концепт. Дарность идея.
Философия данности и трансцендентализм барабан пустоты обтянутой понятиями. Философия дарности или дара — через благодарность стремится к Дарящему. Дар от Него — благодарность к Нему. Первое нисхождение — второе восхождение. Два цикла. Творение как энтелехия дара, как дар в идее, в пределе. Новый свет падает на христианский креационизм. Дар как Слова и благодарность как прославление, воспевание, дифирамб. Сущность творения — дара в …….., ……….. в лике. Лик в глазах — глаза в зрачке. Встреча взгляда как высочайшая форма постижения как живое явление божественной полноты. "Мышление" утомляет. Дискурсия подвластна круговороту природных сил. Кто работает много мысля, тот должен возмещать мозговую потерю. Т.е. прежде всего много есть. Тип современного ученого физически взятый с грузностью , с черепом занимающим центральное и всеопределяющее место — ……………… тем типом мысли, который устанавливается в новое время. Можно …………… как из основного сдвига в самоопределении разума, нарождается новый антропологический тип и, разнообразясь по местам и народностям, — тем не менее имеет некоторые общие черты: общую ориентацию на возмещение сильных потерь мозговой работы. Общее размягчение организма. Соответствующий быт. Это в чисто Дарвиновском духе. Но внешнее связано с внутренним. "Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным." Явь рационализма мы созерцаем ежедневно в лицах, в немощах, малокровии, в неврастении, во всей внешней феноменологии интеллигентской жизни. Ибо интеллигент это средний промежуточный тип между ученым и природным человеком. — Напротив созерцание питает. То, что мы созерцаем не только не берет никакой энергии, но наоборот наполняет нас новыми силами. Созерцание низшее ставит нас в связь с круговоротом космической жизни, — и оно обновляет кровь свежит воздух. Легкие нашей души путем созерцания выходят из душных пределов дискурсии, т.е. человеческих "комнат" — и дышат вольным эфиром Вселенной и мысль постигая бесконечно много не задает работы мозгу. Наш психологический организм не только ничего не теряет при этом, но наоборот принимает дары и внутри себя обогащается. Оттого так отдохновенна и блаженна созерцательная мысль — с легкостью делающая чудеса постижений — и так изнурительна, подневольна и мрачна мысльдискурсивная, и "ученая" и при малых(?) ничтожных результатах часто сводит людей в могилу, доводя до полного истощения сил.